Соответственно, и целитель становится «ранящим целителем», должен причинять «зло» и быть причиной боли так же неизбежно, как хирург. Психотерапия имеет смысл, даже если причиняет боль, ведь нормальный рост невозможен без болезненных кризисов. Поэтому должно быть так, чтобы все серьезные терапевтические методы отводили должное место конфронтации с болью и страданием (Whitmont, 1993a).

К ценностям нового сознания, для которого характерно базовое чувство сопричастности и связанности всего со всем, относятся толерантность и сострадание, важность диалога, радость общения и взаимообмена, открытость иному, готовность выслушать, что скажут нам другие. «Это мне о чем-то говорит» означает «Это имеет смысл». Так открывается смысл в диалоге, преодолевающем границы; он возникает в «промежутке», между Я и Ты, в связующей сфере личных отношений, а не внутри бытия-для-себя-самого, отграниченного от мира.

Этот новый вид сознания тесно связан с тем, что мы назвали женским началом, которое связывает, балансирует, пытается преодолеть противоположности и находится в живительном контакте с бессознательным. Это женское начало не связано с полом, а относится к архетипической структуре, допускающей становление и невмешательство, плодотворность и личностный рост, умирание и смерть, мудрость творчества. Лишь когда мы действуем с оглядкой на такой «женский» способ обращения с миром, мы достигаем большей свободы и осознанности в отношении себя и мира, что приводит не только к тому, что мы по-другому относимся к себе и окружающим, но и поддерживает новый осмысленный интерес к тайне нашего существования, в центре которой находятся любовь и благоговение перед жизнью.

Какое же значение имеют ценности этого нового мировоззрения и духовное измерение в нашей конкретной психотерапевтической работе с людьми, находящимися в критических ситуациях? Почему ориентированность на смысл, духовность или религиозный опыт является в психотерапии важным целительным фактором?

Сегодня мы столкнулись с вопросом, что же означает для психотерапии расширение ее границ за счет включения в нее духовного измерения. Ведь трансперсональный опыт запускает процесс преобразования личности, который оказывает влияние и на терапевтический процесс. Мы должны знать, каковы физические и психические симптомы кризисов, чтобы суметь сопровождать этот процесс. Нам нужны новые понятия, чтобы суметь провести терапию психических расстройств и духовных кризисов с позиции, учитывающей трансперсональное измерение жизни. Психотерапия только начинает понимать, как надо работать с духовными кризисами и структурными трансформациями личности и каким образом уверенно различать психопатологические феномены и духовные перипетии. В этом контексте роль психотерапевта также должна быть переосмыслена.

Уже возникают критические вопросы, не стали ли психотерапевты, так сказать, «новым светским духовенством» и не играют ли они в обществе роль духовных наставников, которая в старых религиозных традициях отводилась монахам, старцам, гуру или роши [47] . Если мы рассматриваем аналитический процесс как путь, который помогает пациенту найти учителя в себе самом, если мы считаем, что этот процесс поиска развивается недирективно и в условиях взаимного доверия, то обнаруживаем общность с известной духовной традицией, когда гуру часто отвечает на вопрос молчанием. Смысл обнаруживается в том, чтобы дать-себе-время, чтобы побыть в тишине, в умении выжидать, в процессе постепенного изменения. Оглядываясь на свою жизнь, Юнг писал о том, что он решительно сторонился роли мудреца или знатока, и привел прекрасную иллюстрацию своей терапевтической позиции:

«Однажды некто зачерпнул шляпой воду из реки. Ну и что? Я не река. Я стою у реки, но ничего не делаю. Другие – тоже у реки, но по большей части полагают, что должны сами черпать воду. Я не считаю, что должен заботиться о том, чтобы у вишни был черешок. Я стою здесь, удивляясь тому, на что способна природа» (Jung, 1976, S. 357).

В терапевтической работе нам нужны скромность и смирение перед психикой. Мы должны быть на службе у бессознательного, определяющего эти процессы, и тогда мы сможем следовать за Самостью в ходе ее проявлений, но никогда не будем в состоянии предугадать, что же является целью процесса индивидуации.

Наша задача заключается, скорее, в том, чтобы, понимая, помогать естественному становлению Самости наших пациентов. При этом психотерапевты не являются духовными наставниками и гуру, которые знают все возможности и указывают верный путь к исцелению, а, напротив, они лишь сопровождают то, что возникает из бессознательного и проникает в сознание. Психотерапевта радует, что именно и каким удивительным образом творит сама психика, какой путь для реализации находит Самость пациента. При работе с кризисными переживаниями мы должны полагаться на то, что процесс перемен пойдет естественным образом, а не стараться продвигать пациента к изменению его состояния. «Мы пускаем дао процесса на самотек» – кредо процесс-ориентированных психотерапевтов (Goodbread, Mindell, 1994, S. 232). Из накопленного опыта психотерапии мы знаем, что можем продвинуться с пациентом лишь настолько, насколько позволяют наши собственные комплексы. Это верно и для духовных наставников – они могут передать своим ученикам лишь то, что сами аутентично проживают в рамках духовной традиции, то есть лишь то, в чем они могут служить образцом для подражания.

Для терапевтов это означает, что они должны встретиться с «темной ночью» своей души, перед тем как смогут уверенно и внушающим доверие образом погрузиться в глубины души пациентов. Во всех духовных традициях существует скрытое сообщение, выраженное в образе раненого целителя, которое означает, что мы должны сами выстрадать болезнь и бессилие, боль и отчаяние, чтобы заслужить право соприкоснуться со страданиями наших клиентов и воздействовать на них целительным образом. Психотерапия – это, конечно, больше, чем сумма техник.

Включение в психотерапевтический процесс духовного измерения помогает пережить действительность более глубоко, прийти к наполненным смыслом отношениям между отдельным человеком и целым космосом, к удовлетворению исконной человеческой потребности в трансцендентном опыте.

Растет число терапевтов, которые не готовы больше соглашаться на табуирование этой сферы. Они внимательно вчувствуются в образы, сновидения и символы, в которых отражается «иная» реальность, взаимосвязь с трансперсональной сферой. Они слушают «третьим ухом» и пытаются вместе с клиентом сформировать такое внутреннее пространство, где могло бы разворачиваться духовное измерение жизни.