— Ты этого заслуживаешь, — произнес он, поджимая губы.

Я кивнула. И все. Я кивнула и смела со стола еще горстку сахара.

Он прочистил горло и вытер несколько крошек от пирожного с лица и рубашки, а затем занялся сливом, где, собственно, и застрял, прихватив с собой несколько инструментов.

Я сосредоточилась на уборке муки, разрыхлителя и сахара, сбросила следы своего беспорядка в мусор.

Вскоре стол оказался безупречно чист, больше нечего было вытирать и выбрасывать. Я собрала хорошие пирожные и поставила их в холодильник, не в состоянии понять, почему внутри меня все будто переворачивается.

Мэйбл повесила свой фартук на крючок около двери:

— Ладно, дорогая. Я домой. Ты уверена, что тебе не нужно помочь?

— Нет, я в порядке. Приятных сновидений, Мэйбл.

— И тебе, моя хорошая.

Пока я обследовала кухню на предмет грязи, она вышла в дверь столовой. Леви мрачно смотрел на слив, держа в руке гаечный ключ, на его рубашке остались крошки от пирожного. Голубой фартук Мэйбл раскачивался туда-сюда на крючке.

Найдя вилку, я соскребла остатки шуточных пирожных с красной тарелки в мусор. Они высились башней обманчивого шоколада в белом море ингредиентов для выпечки.

Я стояла, словно громом пораженная. Внезапно мне стала ясна причина того, почему мой желудок будто сдавило кулаком. У этой причины были голубые глаза и остатки шоколадного пирожного на рукаве.

Леви

— Нет, — твердо сказал я.

— О, да ладно, чувак, — заныл в трубку Зак. — Я бы для тебя это сделал.

— Ты бы пилил за рулем целый час, чтобы посидеть с моим домашним козлом? — я прижал к уху телефон, забрал почту со стойки регистрации и начал ее просматривать, поднимаясь по лестнице.

— Да.

— Ты чертов врун!

— Ты мне должен, — привел еще один аргумент он.

— Это с каких пор? — проходя по коридору мимо Пикси, я послал ей натянутую улыбку.

Она улыбнулась в ответ, и мы разошлись в разные стороны. Вероятно, она с нетерпением ждет переезда в Нью-Йорк. Должно быть так. Она заслуживает этого. Она достойна намного большего, чем... все, что имеет здесь.

Зак продолжал:

— С тех пор, как я познакомил тебя с грудастой блондинкой Саванной.

Я вошел в комнату.

— Я с ней даже не трахался.

— Без разницы. А теперь тащись забирать Марвина, потому что я не собираюсь вылетать из команды в первый же день тренировки из-за проклятого козла.

— Я твоему козлу не нянька.

— Тащи сюда свою задницу, Эндрюс. Или я позвоню Саре и расскажу ей о том, как ты на первом курсе целую ночь рыдал о том, как хотел бы поцеловать ее взасос и ощутить запах ее золотых волос.

Я встал как вкопанный.

— Золотые волосы, — добавил он, дразнясь. — Ты называл их золотыми.

Я бросил почту на стол:

— Ненавижу тебя.

Я буквально услышал, как он улыбался.

— Лучшая дружба всегда произрастает из ненависти и шантажа. Увидимся через час.

Я подкатил к тренировочному полю невероятно злой и решил, что продам Марвина раньше, чем закончится тренировка, чтобы мне уж точно больше никогда не поручили нянчиться с этим козлом. Но, с другой стороны, это было лучше, чем торчать в гостинице целый день, думая о сегодняшней дате.

День рождения Черити.

Определенно это не так тяжело, как годовщина ее смерти, но тем не менее. Это ее частичка. Напоминание, что ее больше нет. Что за несправедливость: смерть за несколько дней до наступления девятнадцатилетия. Одна из многих.

Я припарковался и вошел в до боли знакомые ворота стадиона, а затем в туннель, который ведет к полю, где уже начали разминаться мои бывшие товарищи по команде. Я подумал о том, будет ли Пикси ходить на футбол в Нью-Йорке.

Тренер МакХью, увидев меня, дал свисток, сообщающий о пятиминутном перерыве. Парни сошли со своих позиций и уселись на скамьи, в то время как сам тренер направился ко мне.

— Эндрюс, какого черта? Почему твоего гребаного имени нет в моем списке? И почему ты не одет для тренировки?

Я почесал в затылке:

— Потому что я не ответил Дину Максвеллу и приехал не для игры. Где Арден?

Лицо тренера стало пунцовым, словно он собрался на меня орать, но вместо этого через все поле крикнул:

— Арден! Тащи сюда свою задницу.

Зак с довольным видом подбежал ко мне:

— Леви, что случилось?

Я уставился на него:

— Где, черт возьми, твой козел?