Хлебу, преющему с корня,—

В солнце зноя лишь на донце,

И ему не выпрямить меня.

Разве что подымут только вихри

С противоположной стороны,

Чем когда свалили. Но затихли

И они, стрибоговы сыны!

***

Сыплются листья среди

Летного жара —

Желто-сухие дожди —

В мягкий асфальт тротуара.

Л впереди

Столько угара!

Флюгер, вертлявей фигляра,

Месяцу бьет по рогам.

О. балаган!

Ты на печатью следи!

Слышь, зеленеет Сахара,

Л в Сенегале, читал?..

Что тебе Сенегал?

Ты за печатью следи:

В Омске какой ураган!

А впереди

Проображенье пожара

В круговращение снежного шара

С пламенным сердцем в груди!

Сани сами выскакивают из амбара

С пламенным сердцем, гляди!

ТОЛЧЕНЫЕ ОБЛАКА

Толченые облака,

Точно не август, а прямо декабрь в небесах,

Будто бы даже у господа бога озябла рука.

Полночь указывая на солнечно-лунных

глобальных часах:

Вот, мол, вам Арктика, а вот и Антарктика,

Так и резвитесь и вейтесь меж ними, как ветры

на всех парусах!

***

В час

Внезапного затишья

Всё спокойно. Ты молчишь. Я

Говорю:

— Возьми иглу,

Вышей что-нибудь!

— Я вышью!

Мышь летучую в углу!

— Нет уж.

Бог уж с нею, с мышью!

В небо взмыть позволь орлу!

— Хорошо! Но вслед орлу

Брошу жадную стрелу!

— Брось! Темно уж стало! Слышу:

Грохот крадется на крышу.

Ух! Как будто за метлу.

Ветер взялся за ветлу.

Скачут капли по стеклу

Предгрозового затишья.

***

Я не крал

Яд у кобр

Потому, что я добр.

Но украл только мед

У язвительно жалящих пчел.

Я не крал для тебя у Луны канделябр.

Но у Солнца украл для тебя ореол!

ГУДКИ

Ночью воют сонные гудки,

Но заметьте, но заметьте, но заметьте,

Те же самые бессонные гудки —

Величавые, как петушки.

На рассвете, на рассвете, на рассвете!

Дальше день как день пойдет, гудя,

Но еще немного погодя —

Музыкантам ртов не затыкайте! —

Запоют они, со звездами взойдя,

На закате, на закате, на закате!

****

Стих

Как снег

Налетел и крылом

Что-то смел, Аквилон.

А затем он упал

И лежал

Не вставая сто лет, двести лет, триста лет.

Стихотворец убит,

И в музее лежит

Пистолет.

Стихотворец умрет, а другой «подумается снова.

Жив глагол на устах у народа честного.

И как будто колосья не сам он в полях золотит

Снег

В залог урожая

Ложится, клубится,

Летит.

***

Это ты,

А я думал: цветы

Над усталым челом

Расцвели из глубин бытия

Там, где мы —

Ты и я —

Волновали умы

И сердца

Не в таком уж глубоком былом,

Мы с тобой,

Дорогая моя!

***

Разрешаю одиночеству

Рано утром приходить, будить,

Называть по имени и отчеству,

Комнаты в порядок приводить.

Как откажешь одиночеству

Быть моим секретарем!

— День настал! Осуществим пророчества,

Деловую почту разберем!

А теперь уйди! —

Но одиночество

Мне в ответ: — А если я уйду,

И тебе остаться не захочется?

— Нет! Свою любимую я жду!

Провожать я не люблю. А встречею

Дорожу я ныне только с Ней

И Ее, недалеко ушедшую,

Вижу все яснее и ясней!

* * *

Это я, может быть, превращусь в горстку пепла,

Которая развеется на ветру.

Но, чтоб он не понЬл тебе прямо в глаза и от слез,

хоть на миг, ты не слепла,

Может быть, даже я, даже я не умру, не умру,

А останусь на белом свете пусть даже тенью.

Потому что надеяться может даже и тень —

На неувядающее соприкосновенье

Со сладчайшим дыханьем твоим в светлый день!

И не знаю, какой тебе нужен крест — из камня или