И падают и возвращаются

Слова, звучавшие в былом!

ГЛАЗИЩИ ЛЕНОЧКИ БЛАВАТСКОЙ

Когда

Сушкова Катерина

Над Лермонтовым изгилялась,

Так никогда еще невинно, но яростно не проявлялось

Коварство девичье.

Упрямясь,

Лукавые уста смеются:

— Мишель, Вы — мальчик! Вам покамест

Стихи не очень удаются,

и обработывать их надо!

А он,—

И впрямь юнец совсем он,—

Глядел и сатанел, как Демон,

Мятежный дух, исчадье ада!

И вот умчится на Кавказ он, ему обратно иуть заказан.

А что останется от Кати? Племянница в коротком платье -

Елена. Это ей, Елене, перед собою на колени

Поставить демона неймется, неймется с демоном бороться,

Провозглашая выявленье ядра божественного в теле...

И часто грезятся Елене такие странные явленья.

Что даже и сама смеется, порой пускаясь на уловки

И всяческие подтасовки, когда игра не удается.

Вот что за бред в ее головке!

...Горят насмешливостью адской

На лике мудрой теософки

Глазищи Леночки Блаватской.

***

Кто нынче читает Парни?

Покажите мне,

Где эти пушкинообразные парни?

Неужели это они

Патрулируют парами

На фестивале?

Я встречал атеистку, которая уверяла,

Что католики — не христиане,

Л вы еще что-то толкуете о Шатобриапе

И слышал об экономисте.

Который об Адаме Смите

Знал из «Евгения Онегина».

О, покажите его мне немедленно!

Все пути

На Парнас так извилисты и каменисты.

ТОЛСТОЙ И СОЛНЦЕ

— Я походил на солнце! — сказал Толстой

Софье Андреевне в 1910-м году.

Но, походя на солнце рядом с померкшей звездой.

Что он имел в виду?

Он говорил не о том, как на пленку снимать

его был должен Дранков,

то есть на солнце или в тепи,—

Он ноходил на солнце, которое через сумбур облаков

Озаряет как зимние, так и летние и осенне-весенние

дни!

ПРАВЕДНИКИ

Был ли Франсуа Вийон церковным вором?

Утверждаю: это оговор!

Оговор за оговором:

Что ни автор — пьяница и вор,

И бродяга! Тяга к злому, к взлому.

Авантюры, темные дела.

Ни единому не верю слову,

Сказанному даже не со зла.

А затем, что хмуро, невезуче

Те, чья жизнь проходит как во мгле,

Любят думать: мы-то с вами лучше

Самых лучших на земле!

И, бледнея от блаженных страхов,

Сладкую испытывая дрожь,

Видите, бежит к Толстому Страхов -

Возгласить о Достоевском ложь.

Я эти иллюзии разрушу!

Выйду крикну, книгою тряся:

— Этот Гёте продал черту душу

Потому, что с Фаустом знался!

Но в своем всеведенье упрямом

Крикнут праведники:

— Это так!

Это верно! И об этом самом

Мы тебе и говорим, простак!

***

Овидий

В Рим писал в тоске:

Творя на гетском языке,

Я сделался понятен им.

Наивным гетам!

Древний Рим

Пал. И давно не стало гетов.

Забыто множество поэтов.

Но не забыт Овидий, ныне

Звуча не только по-латыни,

А всюду, близко и далече!

По-видимому, Овидий

Не только гетское наречье

Усвоил!

***

О, литература Осьмнадцатого столетья.

Будто оиа существует без меня — что за вздор,

Разве не я с рыбацкою сетью

Помигал Ломоносову близ Холмогор?

Л литература Будущего столетья —

И она, как мне кажется, немыслима без меня!

Но еще существует нечто третье:

Литература Вчерашнего дня!

КУПАНЬЕ В СЛАВЕ

Я видел: Пушкина тащили к борту,

Озорничая, даже не враги,

Ловчились сбросить с парохода к черту,

Крича, что им нужнее сапоги,

Мол, о любви нам сладостно не лги.

Пора сменить стихи такого сорта,

Как лирика, на колбу и реторту,—

Нужны взамен Пегаса битюги.

Столкнули!

Выл я при такой расправе.

Так жертвоприношения обряд,

Уже бескровного, они творят