Цари вы или не цари,

А существа иной породы?

Быть может, врали буквари,

Что человек есть царь природы

Во множестве своем один?

Эй ты, природы господин!

Скажи мне: царь ты или князь?

Дерзаешь ты природой править?

А он в ответ: «Прошу оставить

Меня в покое!» И, боясь,

Что, может быть, его ударю.

Что кулаки я, вздрогнув, сжал,

Он, недостойно государя,

По-мышьи пискнув, отбежал.

О царь! Прошу тебя: цари!

Вынь из ушей скорее вату!

К тебе, возлюбленному брату,

Я обращаюсь — посмотри!

Разбужен оттепелью ранней,

Услышишь завтра даже ты:

Она трубит из темноты

Со снежных крыш высоких зданий

В свой серебристый звонкий рог,

Сама Весна! Ясак, оброк —

Как звать не знаю эту дань —

И ты берешь с природы. Встань!

Ведь это же твоя земля!

Твои обрубки — тополя

143

Стоят, сучками шевеля.

Тебя о милости моля!

Прислушайся к хвале ручьев.

Прими посольство соловьев

И через задние дворы

Иди, о царь своей свободы.

Принять высокие дары

От верноподданной природы!

144

Ночь.

Где-то там, на страшной вышине.

Спят кратеры и цирки на луне.

А на земле, конечно, тоже спят.

Да, многие разделись и легли.

Объяты негой с головы до пят.

Но на обратной стороне земли,

Где ровно в полночь полдень на часах.

Под раскаленным солнцем в небесах,

Бушует день в жарище и в пыли.

И стоит передвинуть рычажок.

Чтоб ветер нескончаемого дня

Из сумрака нахлынул и ожег

Меня!

И безвозвратно истекла

Секунда-ночь, пахуча и тепла.

Как пепел дня, сгоревшего дотла.

Да! Спят, конечно, мертвые тела.

Да в гулких урнах жирная зола.

Да где-то на огромной вышине

Спят кратеры и цирки на луне,

А все земные кратеры кипят!

Л Мартынов

Тень

Телевизорной

Антенны,

Похожая на букву «Т»,

Легла на мраморные стены,

Напоминая о кресте.

Но

Не о том

Кресте соборном

У Бауманского метро,

А — древнем, трехконечном, черном,

Как в шкуру вросшее тавро.

Известно

Из литературы,

Да и понятно без нее,

Что могут

Древние фигуры

Менять значение свое.

И дни придут,

И кто-то снова,

Увидев вещь, как буква «Т»,

Но назначения иного,

Припомнит уж не о кресте,

146

Но

О другом изобретенья

Давным-давно минувших дней,

О телевизорной

Антенне

И всем, что делалось под ней!

147

СНЕГ

Снег,

Весь истыканный лучами.

Нахохлился и в землю врос,

Но все ж студеными ночами

Кой-что дарит ему мороз.

Почти тепло,

Но только исе же

Взгляни:

В тени.

Когда идешь.

Поверженная стужа,

Лежа,

Еще в руке сжимает нож.

Там в тишине

Лежит

У ног,

А в пятерне

Дрожит клинок.

Как полумертвыми врагами

В такие дни, среди весны

Мы полумертвыми снегами

Окружены.

148

Они

В тени

Лежат

У ног,

Но ты взгляни:

Зажат

Клинок!

ЛЬВЯТА

Сад

Нас встречал

Все теми же дубами.

Но пыльными древесными губами

Дубы сказали:

«Не припоминаем!

Ты нам чужая!»

Будто угрожая,

Они шумели: «Мы тебя не знаем!»

И показалось:

Все уже забыто.

Но в это время, будто вспомнив что-то,

Лениво встал,

Изваян из гранита,

Тот самый лев, что охранял ворота:

«А! Ты пришла! Не скрылась без возврата

Вот погляди-ка, что у нас творится!»

И стало ясно:

У гранитной львицы

За это время

1 . .щи т..мпь львята.

И это были не воспоминанья,

А явственно увидел средь листвы я:

Пасутся эти дети изваянья.