Я целую тебя, дорогая Фелисса. Пожалей меня, прости, призови к себе.

Любящий тебя одну

Игорь.-

6

23

апреля 1936 г.

23.IV.1936 г.

Я поехал в Таллин, дабы регулировать получку 20-го апреля. Я проявил максимум

энергии и в результате получил от одного мецената крупную сумму денег без отдаги. В

моих руках теперь 100 крон, и, если ты разрешишь мне, я немедленно приеду домой.

Смертельно тоскую по тебе, по рыбе весенней, по дому нашему благостному. Не

отвергай, Фелисса: все в твоих руках - и мое творчество, и мой покой, и моя

безоблачная радость. Вера выдала мне обязательство впредь не писать писем, не

посылать телеграмм, не звонить по телефону и не являться лично. Я так ее избранил и

побил, что это уже наверняка. Каждый лишний день, прожитый вне дома, приносит

мне пытку. Я еду в иЦаз1е за синим цветочком. Ждет ли он меня там, не пропал ли в

дороге? Не сплю ночей, болит сердце. <...> Прими меня домой — это твой последний

долг перед Искусством и отчасти передо мной.

Если еще не послала, пошли цветочек. Я жду в и^^е. Святой Николай Чудотворец

явил мне чудо, - я лично расскажу все.

Твой бессмертно, и так искренне.

Игорь.-

7

7

октября 1936 г.

Tallinn, 7 окт. 1936 г.

Я все еще болен, дорогая Фишка, насморк не проходит, болит упорно грудь, кашляю

и впечатление жара. <...> Квартира оказалась холодной и сырой, потолки протекают.

Скука ужасающая, дикая! Порядки в квартире способны привести в исступление.

Сержусь ежечасно, когда дома, а благодаря болезни «дома» вынужден быть часто.

Жажду до умопомрачения Тойлы! <...> Очень трудно мне вести здесь хозяйство на

книжку: дорого, безвкусно, несытно. Иногда прикупаю мясо, иначе ноги можно

протянуть, но трачу минимально. У В<еры> Б<орисовны> интенсивная переписка с

африканским дядюшкой. Она зовет его бросить службу (!) и переехать сюда. И он,

видимо, к весне приедет. Это, знаешь ли, не так плохо для В<еры> Б<орисовны>.

Человек, видимо, хороший и очень до сих пор ее любит. Прямо молитвенно. <...>

Твой вечно

166

Игорь.-

Р. S. Сияет солнце, зовя к тебе!

8

2 января 1937 г.

Tallinn, 2.1/1937 г.

Дорогая, милая, родная Фишечка моя!

Поздравляю Тебя с днем Твоего нужного мне всегда появления на свет, благодаря

которому я приобрел тонкий вкус в поэзии, что я очень Ценю и за что очень

признателен тебе. Твои стихи должны быть восстановлены - это мое искреннее

желание, и я заклинаю тебя это сделать, когда я приеду домой, т. е. когда я вернусь

домой.<...> Ежедневно В<ера> Б<орисовна> проводит большую часть дня у своих

мегер, а я переписываю рукописи понемногу и никуда буквально не хожу: нет ни

малейшего настроения. <...> Я так утомлен, так обескуражен. И здесь такая

непроходимая тощища. Этот «вундеркинд»! Эта Марья! Эта В<е- ра> Б<орисовна>,

всей душой находящаяся у теток! Дядя выехал из Туниса 30-го в 7 веч<ера>. На днях

многое выяснится. А там мы поедем с тобой в Ригу: я не могу больше вынести этой

обстановки сумасшедшего дома. Ни нравственно, ни физически. Здесь сплошной мрак,

сплошная тупь. На днях я пробовал прочесть кое-что из рукописи (не мог молчать,

душа требовала стихов!), и через два-три стихотворения В<ера> Б<орисовна> заснула

сидя!!! <...>

Любящий тебя всегда

Игорь.-

9

10

января 1937 г.

Воскресенье, 10 янв. 1937 г.

Дорогая моя Фишечка,

Фикунчик мой солнечный!

Изо дня в день стремлюсь к тебе домой, но пока еще не могу: не все устроено, а

приехать без денег немыслимо. Но у меня есть надежда на крупный куш из Польши.