Помещается в нем теперь санатория для легочных. Напишите, выходит ли «Золотой

163

петушок» и сколько номеров вышло. Возобновилась ли «Наша речь»? Я очень

благодарен Вам за Ваши 2 письма. Простите, что не ответил тогда же, но вообще я

мало кому пишу. Летом много и продуктивно работал. Массу читаем. Все время здесь

стояла дивная осень, совсем дождей не было, и только вот теперь стало прохладно и

серо. Но у нас теплая комната. Что нового в Кишиневе? В августе к нам приезжали из

Сараево (17 часов езды) гости: муж с женою, милые люди. Пробыли 16 дней. Готовлю

новую программу для осеннего сезона, поэтому и стихи прошу прислать. Сезон

начнется, с божьей помощью, с концерта в Сараево, где нас уже ожидают. Фелисса

Михайловна и я искренне Марию Георгиевну и Вас приветствуем. Всегда с Вами

Игорь

о

ф

о я

I

1

8

марта 1935 г.

8.Ш.1935

Это действительно возмутительно: ты веришь больше злым людям, чем мне,

испытанному своему другу! Моя единственная ошибка, что я приехал не один. Больше

ни в чем я не виноват. Фелиссушка, за что ты оскорбила меня сегодня? почему не дала

мне слова сказать? почему веришь лжи злых людей — повторяю? Мало ли мне, что

говорили и говорят, как меня вы все ругаете! Однако ж я стою выше всего этого и даже

не передаю ничего, чтобы не огорчать тебя! Я никому не верю, и ты не должна верить.

Что ты хочешь, я то и исполню — скажи. Она уедет сегодня, а я умоляю позволить

объясниться с тобой, и то, что ты решишь, то и будет. <...> Я очень тебя прошу, родная,

позволить поговорить последний раз обо всем лично, и тогда я поступлю по твоему

желанию. Я так глубоко страдаю. Я едва жив. Прости ты меня, Христа ради!

Я зайду еще раз.

Твой Игорь, всегда тебя любящий

Дорогая ты моя Фелиссушка!

Я в отчаянии: трудно мне без тебя. Но ты ни одному моему слову больше не

веришь, и поэтому как я могу что-либо говорить?! И в этом весь ужас, леденящий

кровь, весь безысходный трагизм моего положения. Ты скажешь: двойственность. О,

нет! Все, что угодно, только не это. Я определенно знаю, чего я хочу. Но как я

выскажусь, если, повторяю опять-таки, ты мне не веришь? Пойми тоску мою, пойми

отчая

2

14

марта 1935 г.

Четверг. 14.III.1935 г.

ние — разреши вернуться, чтобы сказать только одно слово, но такое, гто ты

вдруг все поймешь сразу, все оправдаешь и всему поверишь: в страдании сверхмерном я

это слово обрел. Я очень осторожен сейчас в выборе слов, зная твою щепетильность,

твое целомудрие несравненное в этом вопросе. И потому мне трудно тебе, родная,

писать. Но душа моя полна к тебе такой животворящей благодарности, такой нежной и

ласковой любви, такого скорбного и божественного света, что уж это- то ты, чуткая и

праведная, наверняка поймешь и не отвергнешь. Со мной происходит что-то страшное:

во имя Бога, прими меня и выслушай. <...> Я благословляю тебя. Да хранит тебя Бог! Я

хочу домой. Я не узнаю себя. Мне больно, больно, больно! Пойми, не осуди, поверь.

– Фелиссочка!..

164

Любивший и любящий тебя - грешный и безгрешный одновременно - твой Игорь.-

Лина Юрьевна! Ольга! Простите ли Вы меня?

Можно домой?

3

20

марта 1935 г.

Среда, 20.III.1935 г.

Встал с постели только для того, чтобы написать тебе, дорогая Фе- лисса, эти

строки. У меня грипп. Сегодня уже 38. Я прошу у тебя разрешения, как я только

поправлюсь, встретиться: необходимо мне это. Я привык считаться с твоими словами.

Ты запретила. Теперь разреши ради Бога. Евдокия Владимировна пусть скажет