Предполагаем быть 21-го. Вчера был Афанасьев, проведший здесь весь день. Ждали и

Вас, но Вам очевидно, что-то помешало.

Игорь-Северянин

12

16

июля 1909 г.

Мыза «Ивановка»

16-го июля, 1909 г.

Дорогой мой Константин Михайлович!

Так давно мы не виделись, так неудержимо хочется быть с Вами. Вчера у меня был

Л<еонид> Н<иколаевич> и обещал непременно приехать в эту субботу с поездом в

3.10. Я просил его приехать вместе с вами; мы решили сделать так: к 2 часам дня в

субботу, 18-го июля, Вы будьте добры приехать на Можайскую к Леон<иду>

Никол<аевичу>, а оттуда вместе с ним в 3.10 или 4.45 - к нам в Пудость. Оба эти поезда

будут мною встречены.

Дорогой мой! Приезжайте непременно, не обращайте внимания на

затруднительность добраться ко мне; если у Вас не случится на дорогу, я думаю,

Л<еонид> Н<иколаевич> с удовольствием купит Вам билет, а там мы рассчитаемся с

ним. Погостите недельку-другую на июльском воздухе, погуляйте версту-иную по

пестрой зелени. Я написал здесь больше 50-ти вещей. Л<еонид> Н<иколаевич> тоже

29

много воспел здешнего. Живем мы теперь во дворце Павла; приехала мама с

прислугой. Комнат много (17), и мы можем удобно устроиться; мы же пока занимаем

две комнаты. Получили ли книжку?

Перевожу Бодлэра (при помощи maman); есть уже 8 сонетов из него. Вообще здесь

хорошо, а с Вами лучше!...

Жду, если Вы меня любите!

Бессмертно Ваш Игорь

Привет К. К. (милому Коте!).

13

20 июля 1909 г.

Дорогой мой Константин Михайлович!

Благодарю за приглашение, но не мог им воспользоваться; вчера только получил

Ваше письмо. Очень сожалел, что Вы не приехали. Был Леон<ид> Ник<олаевич>,

затем Гаврилов-Лебедев, который представился мне с месяц тому назад. Собирайтесь

ко мне! Привет Конст<антину> Конст<антиновичу>.

Крепко целую Вас. Ваш Игорь.

14

9 августа 1909 г.

Мыза «Ивановка»

9-го августа, 1909 г.

Мой король!

Дорогой и глубокоуважаемый Константин Михайлович!

Дождался августа, а Вас не дождался!..

Глубоко жалко. Однако время еще есть - мы останемся здесь до первого сентября.

Провожу время чудесно, жмурясь от крепкого все еще солнца и от упоительных строк

ваших сборников и книг Мирры Святой. Теперь у меня уже 3 книги Ея, - и скоро я буду,

кажется, знать наизусть все. Боже! Что это за восторг!

Клянусь - это высочайшее наслаждение моей жизни! Я сейчас, написав это,

взглянул на Ея портрет, стоящий на столе, и... Она просветлела. Это могло быть, я верю

в это!... Ваш портрет всегда рядом с Ней.

Какая прелесть Ваши «Монологи», когда вдумаешься, сблизишься, сольешься с

ними. Это — глубочайшая сплошная мысль. Да, теперь таких поэтов нет больше,

убежден - нет!... Как я люблю вас, мои дорогие венценосцы!

Сам я много пишу, очень много, и — на мой взгляд — хорошо. А я кое-что понимаю

в поэзии, если люблю Лохвицкую и Фофанова!! Хочу читать Вам, болезненно хочу и,

вероятно, скоро не вытерплю и буду у Вас, хотя поездка в холерный Петербург мне

мало улыбается. Читали ли Вы отзыв о моих «Лазоревых далях» в «Новом слове»?

Недобросовестен Измайлов, и он раскается, уверяю Вас.

Теперь несколько слов о Кокорине, который, я думаю, уже побывал у Вас. Это -

крестьянин, штукатур по профессии, пожилой человек и безусловный поэт. Мне горько

слушать его песни, песни сильнее песен Кольцова, и сознавать, и видеть, как гибнут

русские таланты. Он велик, этот Кокорин, но Вы понимаете, чуткий мой!... Я терпеть

не могу ничего специфически русского в поэзии, но справедливость заставляет меня

сознаться, что он очень талантлив, очень. Кроме того, он прекрасный старик. Петр

Гаврилович (кстати сказать, интересный талант!) одного со мной мнения о Кокорине.

Я очень полюбил Петра Гавриловича — милейший. Напишите мне Ваше мнение о