Жирухин, заискивающе посмеиваясь, крикнул вслед уходящим:

– Так вы, того... Я завтра принесу!

– На кой черт ты его трогал, - отойдя подальше, спросил Стаценко.

– Вот тебе на! Да это ж он нас затронул!

– Ну, и смолчал бы.

– Чего же ты не смолчал.

– Ну...

– Вот тебе и "ну". А теперь он прикусит язык. Небось не забыл, как Михель до смерти запорол плетью Дубняка за одно-единственное кольцо. А у этого живодера после каждой "операции" карманы отдуваются. Это ж мы не одни видели...

– Ну, черт с ним, - отмахнулся Стаценко.
– Давай, Гриша, решать, что делать. К Григорьевичу мы до отъезда уже не попадем. Карпова и Юнашева нет. Вдовиченко в наряде. В общем, советоваться не с кем. Будем сами мозговать.

– Что тут мозговать? Приказ есть? Есть. Вот и давай его выполнять.

– Но Степан Григорьевич не знал, что тут заварится каша. Я думаю так: отсюда бежать нельзя - и нам не скрыться, и на след организации может навести. Верно?

– Может, и верно, а что ты предлагаешь?

– А я предлагаю бежать в дороге, например, в Гайдуке.

– И куда ж мы денемся?

– Проберемся в город, а тут - к Боднарям. Пересидим. А дальше будет видно. Согласен?

– Да приходится соглашаться. Вот гады, заварили кашу. Новые хлопоты, тревоги.

– Ничего, Гриша. Главное - выдержка. Так принимается мое предложение?

– Принимается.

Тревога

Стаценко и Сечиокно сумели скрыться. Это происшествие всполошило немецкую комендатуру и полицию.

Сперанский холодел при одной мысли о разговоре с Гофманом. Он понимал, что побег двух охранников начальник гестапо в какой-то мере связывает с ним. Он уже сотый раз в душе проклинал себя за то, что проявил такое рвение и, стараясь обскакать Кроликова, лично доложил Гофману болтовню Параськи Голотько. Но разве ж он знал, что все обернется так? Он тогда хотел доказать только свое старание. И вдруг - на тебе! Двое бежали. Теперь от Гофмана так просто не отделаешься.

А Кроликов ликовал. Допрыгался, умник. Подсиживал-подсиживал, да сам же и сел. Хотел выслужиться, мерзавец? Шефу нагадить? Теперь сам и отвечай. А я ни при чем. Они сидели молча, повернувшись боком, друг к другу. Крамер небрежно пристроился на подоконнике и по обыкновению чистил ногти. Говорить было не о чем. Ждать тоже почти нечего, кроме звонка от Гофмана и возвращения солдат, ушедших на поиски бежавших. Но Гофман почему-то не звонил, а солдаты явно задерживались. И когда, казалось, терпение было на исходе, в дверь кабинета деликатно постучали.

– Да!
– рявкнул Кроликов.

В кабинет робко просунул голову полицейский Долинец.

Грозно уставившись на полицейского, Кроликов приказал:

– Докладывай!

– Так что дозвольте доложить: усю набережную обдывылись. И ничегосеньки. Ось тики мьячик якысь мий Иван, стало быть, напарник, подчипыв в погриби.

– Слушай, Долинец, ты когда-нибудь сможешь говорить так, чтобы тебя понимали?
– Сперанский медленно выбрался из кресла.
– Мне не мячики нужны... Мне нужны явки, люди. Бездельник ты...

Испуганный Долинец онемел и попятился к выходу.

– Покажи, что ты там нашел, - потребовал Сперанский.

Долинец, опасливо ступая по зеленой ковровой дорожке, подошел к Сперанскому и передал ему черный от грязи шарик, величиной с теннисный мячик. Сперанский брезгливо взял его двумя пальцами, повертел перед глазами.

Он положил шарик на стол перед Кроликовым и обернулся к полицейскому.

– Ты, я вижу, начинаешь шутить, Долинец?

– Никак нет, ваше... господин начальник, - заторопился полицейский, - я йому казав: брось! А вин каже: ни, визьму. Я ему кажу: та на грецця воно тоби? Кынь! А вин: ни, там каже, у середки шось замотано. А я ему...

– Виктор Михайлович, - окликнул Сперанского Крамер, успевший взять со стола шарик и осмотреть его.
– А ведь он прав. В шарике что-то есть.

Сперанский круто повернулся и подошел к Крамеру. Долинца словно ветром сдуло. Кроликов хотел было возмутиться поведением Сперанского, но раздумал и тоже подвинулся к Крамеру.

Переводчик неожиданно оживился, спрыгнул с подоконника, не глядя на Кроликова, распорядился:

– Анатолий Григорьевич, быстренько горячей воды. Ну... чаю, что ли.

Кроликов нажал кнопку и приказал дежурному принести кипятку.

– Вы знаете, господа, - разглагольствовал между тем Крамер.
– Эти идиоты, каким-то образом проявили качества настоящих криминалистов. Просто удивительно, но этот, как его, Долинец или его напарник заметили то, на что кое-кто из нас, - он откровенно глянул на Кроликова, - пожалуй, не обратил бы внимания. Здесь какая-то бумага...

Принесли кипяток. Крамер бросил в него шарик, подождал, пока воск оплыл, выхватил комок и, расправив на столе смятые листки, с трудом прочел: "Руководитель группы - Степан Островер... помогают ему дочь Аза, сын Борис, родственники Семикины, Боднари (точно не знаю)..."