Шрифт:
xii[xi ] Кампенгаузен Балтазар Балтазарович (1772—1823) — барон; в 1811—1823 гг. государственный
контролер, член Государственного совета, в июле—августе 1823 г. министр внутренних дел.
xiii[xi i] Басоны — позументы, галуны.
xiv[xiv] Павел Алексеев Шишкин сменил Ивана Дмитриева на посту бурмистра.
xv[xv] Путятин Василий Ефимович в 1792 г. поступил в Морской кадетский корпус кадетом, в 1795 г.
произведен в мичманы; в 1801 г. прикомандирован к корпусу в ранге подпоручика, лейтенант в ранге
поручика (1804), с 1805 г. в отставке; новгородский помещик, сосед А. См. выше фрагменты этих
мемуаров.
xvi[xvi] В пересказе современника сохранились некоторые детали этой картины, не включенные
мемуаристом в текст очерка: «Когда кто-то утешал Гриббе (у которого скончалась жена), говоря, будто
он плачем своим ропщет на Бога, этот последний, служивший долго при Аракчееве, возразил, что он
не граф Аракчеев, который, когда повар зарезал его любовницу, кричал во всеуслышание: «Соберите
весь Синод из Петербурга, чтобы доказали мне, что есть Бог, и то я не поверю» <...> Этот Гриббе
оставил записки об графе Аракчееве, которые читал иногда родным, и без слез не мог читать, как
несправедливо и жестоко наказывали молодую девушку, сестру убийцы Настасьи, за которую дело
стало, ибо Настасья до крови исщипала этой несчастной все лицо, а она пошла просить, рыдая,
защиты у брата в кухне. Не говоря о самом поваре, дерзнувшем убить любовницу графа Аракчеева,
невинную сестру его только потому, что по поводу ее стало дело, наказывал плетьми палач, привязав
ремнем за горло к позорному столбу, и многих других били кнутом нещадно. Повар и сестра его были
засечены до смерти, — так рассказывал Гриббе в своих записках» (Хитрово В.И. Замечания
(Memoires de ma vie) // Отдел письменных источников Государственного исторического музея. Ф. 178.
№ 2. Л. 55—55 об).
xvii[xvii] В пересказе современника сохранились некоторые детали этой картины, не включенные
мемуаристом в текст очерка: «Когда кто-то утешал Гриббе (у которого скончалась жена), говоря, будто
он плачем своим ропщет на Бога, этот последний, служивший долго при Аракчееве, возразил, что он
не граф Аракчеев, который, когда повар зарезал его любовницу, кричал во всеуслышание: «Соберите
весь Синод из Петербурга, чтобы доказали мне, что есть Бог, и то я не поверю» <...> Этот Гриббе
оставил записки об графе Аракчееве, которые читал иногда родным, и без слез не мог читать, как
несправедливо и жестоко наказывали молодую девушку, сестру убийцы Настасьи, за которую дело
стало, ибо Настасья до крови исщипала этой несчастной все лицо, а она пошла просить, рыдая,
защиты у брата в кухне. Не говоря о самом поваре, дерзнувшем убить любовницу графа Аракчеева,
невинную сестру его только потому, что по поводу ее стало дело, наказывал плетьми палач, привязав
ремнем за горло к позорному столбу, и многих других били кнутом нещадно. Повар и сестра его были
засечены до смерти, — так рассказывал Гриббе в своих записках» (Хитрово В.И. Замечания
(Memoires de ma vie) // Отдел письменных источников Государственного исторического музея. Ф. 178.
№ 2. Л. 55—55 об).
xviii[xvi i] Скот этот покупался в Архангельской губернии преимущественно известной холмогорской
породы и обходился казне довольно дорого. (Прим. Гриббе)
xix[xix] Честность и бескорыстие самого Аракчеева не подлежат никакому сомнению: он берег
казенную копейку, был очень скуп на нее и строго разграничивал свои собственные средства от
казенных. Если он был богат, то этим богатством обязан исключительно щедротам своего
царственного друга и той простоте и строгой бережливости, которые он ввел в свой образ жизни и
домашнее хозяйство. Всякое плутовство и мошенничество, как только он узнавал о них, строго им
преследовались; если же он относился довольно равнодушно к некоторым явлениям полковой