Вот такие бывают суеверия в старых поселках.

Через пару дней я уговорила Никиту приехать и смоталась с ним обратно в город. Добросовестно нашла адрес, вышитый на бархате, что дала мне Эльвира. Но увы, никакой Снежаны Петровой не нашла. В указанной квартире жили совершенно другие люди, а старушки на лавочке сказали, что Петровы продали квартиру и уехали, а куда – никому не сообщили. Даже этим самым старушкам, на что они, по-моему, здорово обиделись.

Лиленьку похоронили на следующий день после того, как нашли, на местном кладбище, тихо и быстро. На похоронах были тетя Шура, несколько старых соседок и я. Соседки всплакнули, вспоминая покойную. Я тоже не удержалась, отошла в сторонку и разрыдалась. Но вдруг одна из них, совсем дряхлая и слепая бабулька, неожиданно подошла ко мне, погладила по голове и тихо сказала:

– Не плачь, Феня, она теперь обрела покой, пошла к Богу.

– Вообще-то меня зовут Ника! – я вытерла слезы.

– Ну и не страшно, Феня, главное, что жизнь продолжается, – ответила старушка.

Я оторопела. Откуда она знает…

– Отстань от ребенка, – сказали старушке остальные. – А ты, деточка, не переживай, она давно из ума выжила. У нее когда-то дочь была, Феня, да погибла, так она с тех пор всех молодых девчонок Фенями называет.

Я нисколечко не сомневалась, что так и было. Но тем не менее, когда я услышала это имя в свой адрес, это показалось мне странным, удивительным и… знакомым. Как будто меня когда-то называли так. И я еще долго не могла отделаться от щемящего чувства, будто что-то давно забытое приоткрыло мне на минуту свою тайну.

Вечером того же дня мы с ребятами сидели в кухне и пили чай, я ждала заката и пробуждения Вилора, как вдруг хлопнула дверь, и на пороге кухни предстала… моя мама.

Ребята вежливо поздоровались, а я так и сидела с открытым ртом, онемев от неожиданности. Признаться, за всеми делами я уже и забыла, что она должна была приехать. И теперь мои мысли отчаянно заметались. Я не знала, как быть с Вилором! Он отдыхал в черной комнате, запершись там изнутри, как обычно. И скоро должен был выйти… Мама, конечно, в курсе прежних событий и даже отнеслась к Вилору с симпатией, но что она скажет теперь? И что мне ей сказать?

Только сейчас до меня дошло, что Никита мог наябедничать. Скорее всего, так он и сделал, вот она и приехала. И что теперь будет?

Моя мама, конечно, человек очень странный. И я все-таки надеялась на ее благосклонность. Но, с другой стороны, Вилор был прав – какой маме такое понравится!

Однако изменить я ничего уже не могла.

– Мама, привет! – я поднялась. – Давай помогу занести вещи.

– Я без вещей, – она хлопнула по своей сумочке. – Просто проведать вас приехала, как вы тут. Боюсь, мой отпуск опять переносится, да и ладно. А пока просто с вами чаю выпью. Не возражаете?

Разумеется, возражений не было. Егор принес из комнаты еще один стул. Я достала чашку, а по моему лбу стекал пот. Ну точно, все она знает! Только понять бы, что об этом думает? Мамино лицо было невозмутимым, ни радости, ни гнева. Она пила чай – и ни о чем таком меня не спрашивала. Вопросы были чисто общими. Как погода? Как отдых? Не скучно ли нам тут? Все ли в порядке со здоровьем?

А солнце между тем уже закатывалось. Судя по лицам ребят, они тоже переживали. Но что им-то? С ними ничего не случится, если мама потребует от Вилора навсегда отстать от ее дочери!

А если она еще и в Братстве состоит, с его-то правилами…

Наконец она отставила чашку, выглянула в окно и, убедившись, что солнце уже село, довольно строгим тоном обратилась ко мне:

– Ну что, дочурка, насколько я понимаю, у тебя тут не все гости собрались?

Я молчала, не зная, что ответить.

– Значит, правда, – сделала она вывод тем же тоном. – Ну, пойдем, будем знакомиться.

Воцарилась мертвая тишина. Ребята затаили дыхание, а я – что уж делать! – решительно поднялась:

– Пойдем.

С бешено колотящимся сердцем я провела маму по коридору и подошла к двери черной комнаты. Не удержалась, глянула умоляюще:

– Может, лучше не надо?

– Почему? – удивилась мама и постучала в дверь.

Та распахнулась почти тут же, словно нас ждали. Вилор, несколько удивленно глянув на нас, церемонно предложил входить. Надо сказать, за эти дни мы, как умели, отремонтировали и украсили черную комнату, и она больше не напоминала темницу.

– Вилор, это… моя мама, – пролепетала я.

– Рад знакомству с вами, Анастасия Александровна, – ответил он с чуть заметной улыбкой.

Несколько долгих секунд она смотрела на него, а потом приветливо заулыбалась:

– Так вот ты какой, северный олень! Рада тебя видеть, Вилор! Вот уж не думала, что такие чудеса еще бывают!

– Вы знакомы? – удивилась я.

– Нет, но очень рада познакомиться, – ответила мама. – И хочу поблагодарить тебя, Вилор, за спасение моей безбашенной дочери!

Он удивился:

– Вообще-то это я должен ее благодарить…