— Надо ребят с телевидения позвать, — предложил Боб.

Молодежь согласилась, но решили, что это не срочно. Время от времени то один, то другой под разными предлогами забредали в гостиную — совершали паломничество к яйцу. Втихомолку.

Глава 4

На следующий день завтракали тартинками с кукурузой.

— Векки? — начал Боб мягко.

— Да, Боб?

— Ты не производишь впечатления женщины, помешанной на готовке.

— Откуда такое впечатление?

— Тартинки, китайский ужин, гамбургеры, ветчина все такое.

— Ну, — она подняла левую ладонь, — видишь ли…

— Прости, Векки. Я забыл. — Он погладил ладонь пальцем. — Сковородки, кастрюли, конечно, тебе больно. Ты не была бы против.

— Против чего?

— Чтобы я этим занялся. Уже третий год, как я готовлю себе и девочкам. И, ей–Богу, не дурно.

— А девчонки, что, не готовят?

— Ох уж эти дети! Ну да не важно. Я люблю готовить. Договорились?

— Ну хорошо. Только обещай, что будем готовить вместе. Идет?

— Идет. Сегодня вечером моя очередь. Петух в винном соусе. «О черт, — подумала женщина, — гурман проклятый». Она хотела смолчать, но вместо этого сказала:

— Ты что, из этих? Чертов сноб!

— Знаешь, что такое сноб? — спросил Боб спокойно.

— Нет. — Краткий ответ был дан вызывающим тоном.

— Сноб — это тот, — произнес Боб сдержанным тоном, — у кого есть свои взгляды, судя по реакции тех, у кого их нет.

Пощечина удивила саму Векки не меньше, чем его. Не успел багровый отпечаток проявиться на его щеке, как мужчина занес сжатый кулак. Но остановился и, озадаченный, опустил руку.

— Прости, — пробормотал он. — Никогда не поднимал руку на женщину.

Векки постучала себе по губам костяшками сжатого кулака.

— Боб, прости, я хотела сострить, а вышло, что я тебя спровоцировала. Прости. Забудем, а?

— Я принимаю ваши извинения, миссис Халифакс. Считайте инцидент исчерпанным.

Боб вышел из кухни. Ревекка стояла и смотрела ему вслед. «Миссис Халифакс» почему–то задело ее больше, чем «те, у кого нет собственных взглядов».

Джейми показал Баунти, где он нашел листы плотной бумаги и набор для каллиграфии. Рон мерил стены. Баунти инструктировала его и чертила план. На взгляд Джейми, консультаций, всевозможных прикосновений и взглядов было явно больше, чем требовалось для дела. Он почувствовал себя лишним и вернулся к своей работе в более официальную гостиную.

Час с лишним Джейми перекладывал с места на место Эфраимовы надписи в рамочках, делая заметки. Голос Харвест, долетевший из библиотеки, оторвал его от мрачных мыслей.

— Кофе хочешь, пап? — спрашивал голос.

— Уровень кофеина поднялся у меня внутри до ватерлинии. Минут десять — и я пойду ко дну, — ответил томный голос.

Вскоре, на радость Джейми, Харвест вошла в гостиную с двумя чашками.

— Есть успехи?

— Не–а.

— Дай посмотреть.

— Смотри на здоровье.

Девушка склонилась над столом:

— Опять этот «другой угол». До сих пор не пойму. А вот это более понятно: «останешься на ночь — останешься навсегда».

— Это как читать.

— А–а, поняла, что ты имеешь в виду. Это такая угроза. — Харвест перетасовала рамочки. — «Гости: никаких больных, пьяных, женщин легкого поведения». Экий старомодный сукин сын, а? Или: «никакие домашние, как и прочие, животные в дом не допускаются». Это мысль. Отец обещал, что, как только мы переселимся в дом, можно будет завести собаку. Надо ему напомнить.

Джейми пододвинул поближе пару черных рамочек.

— Вот об острых предметах. Эта объясняет припадок миссис Хармон: «Никаких обрезанных цветов, никаких растений в горшках». Вот другая: «Не капайте кровью, пожалуйста!» Что он, ждал гангстерских разборок, что ли?

Харвест взяла одну в руки: — Оппа! Грамматическая ошибка! У папы припадок бы сделался. «Марионетка не может оборвать нити: ведь тогда Оно освободится первым». Две ошибки. Род перепутан и заглавная лишняя. Потуги на философию. Похоже, Джейми, ты был прав. Он здорово потрудился, составляя свое тайное послание!