Шрифт:
– Я точно не знаю, – сказала Виктория. – Его отец машину продал, дачу. Вадику несколько операций делали. Вроде бы ему лучше стало. Только они потом уехали из Шахтерского. Еще раньше, чем я, переехали.
– Ну да, – кивнул головой Максим и больше ничего не сказал.
Он допил кофе, и потом долгое время смотрел в пол.
– Тебе тяжело сиделось? – спросила Виктория. Теперь она почти перестала бояться этого чужого человека, который много лет назад был ее мужем, и теперь просто жалела его.
– А ты что, не знаешь, как бывшие менты сроки мотают? – огрызнулся Максим. – Телевизор посмотри – говорят, там теперь про это много показывают!
– Куда ты теперь, Макс?
Тот пожал плечами.
– В Днепропетровск подамся. Деньги на билет есть. Надеюсь, что граждане меня, немытого, из автобуса не выкинут. Но если выкинут, я все равно в Днепропетровск добираться буду. Знающие люди говорили, что Днепропетровск для бездомных – самое лучшее место.
– Почему? – удивилась Виктория.
– Много пунктов приема металла, бутылок и макулатуры, а значит – есть с чего бездомному прожить. Мусорные баки не вывозятся неделями – прекрасная столовая для таких, как я. Отбросам – отбросы! – Максим вновь искривил в усмешке беззубый рот.
Виктория в недоумении посмотрела на бывшего мужа. Она не знала, шутит он или говорит серьезно.
– Ну, и церкви есть – значит, люди добрые копеечку на милостыню подадут, – продолжил Максим. – Так что несколько месяцев протяну – на большее и не надеюсь. Там даже город бомжей есть!
– Какой город? – не поняла Виктория.
– Обыкновенный город, – ответил Максим. – Живут там люди, много людей. Едят, пьют, любят, умирают… Только расположен этот город на городской свалке. Вместо домов – драные палатки, вместо магазинов – мусорные кучи. Может, туда подамся, мне объяснили, как проехать. Не хотелось бы окончить жизнь на помойке, но… – он развел руками.
– Но – что? – не поняла Виктория.
– Ничего! – огрызнулся Максим. – Что заслужил – то заслужил! – и добавил более спокойным тоном: – У тебя ванная есть?
– Есть, – ответила Виктория. – Только там вода холодная!
– Тогда мыться не будем, – сказал Максим, вставая. – Холодная и в лужах есть. Ладно, пойду, не буду пугать твоего сына, да и третьего муженька расстраивать.
– Подожди! Я тебе еды положу!
Она достала старую холщевую сумку, и принялась запихивать туда хлеб, остатки колбасы, масло…
– Смотри, весь холодильник мне отдашь!
– Это ничего, мы другое купим!
– А помнишь, как мы в трудовой лагерь ездили? – спросил вдруг Максим.
Голос его потеплел.
Виктория повернулась к нему. В глазах ее блестели слезы.
– Помню, – тихо сказала она. – Ты тогда котенка от какого-то урода спасал. Не помню, как его звали.
– Его звали Толик, – сказал Максим. – Толик Мафия. Хорошее было врем, да?!
– Хорошее! – согласилась Виктория.
Больше слов не было. Только уже уходя, на пороге, он поставил тяжелую сумку, обернулся и в последний раз внимательно посмотрел ей в глаза.
– Ну, прощай, Вика Родионова, первая красавица Собачевки! – сказал он.
– Прощай, – сказала она, закрывая за ним дверь.
Потом она, совсем разбитая, вернулась на кухню и долго плакала. Вскоре слезы прошли, но осталось опустошение. С щемящим сердцем Виктория Ивановна долго смотрела на стул, на котором недавно сидел тот, кто любил ее всю жизнь, был ее мужем и вот теперь ушел навсегда.
2
До автобуса на Днепропетровск оставалось еще полтора часа, и Максим решил зайти в маленькую церковь, находившуюся в ста метрах от автовокзала.
В церквушке оказалось мало людей, и Максим был этому рад. Он забился в угол и почти час простоял, неотрывно глядя на икону Христа. Он не знал структуры богослужения и церковно-славянского языка, и потому из возгласов священника и пения хора не понял ничего. Но в этом и не было необходимости. Целый час, не разжимая губ и не чувствуя усталости, Максим беззвучно просил у Бога прощения за то, что так бездарно растратил подаренную ему жизнь…
Потом был автобус. В Днепропетровск Максим добрался без приключений – пассажиры хоть и косились на неопрятного старика с угрюмым лицом, однако не выгнали.
Вечерний Днепропетровск встретил Максима огромным автовокзалом, и толпами людей, которые спешили туда и сюда. Выйдя из автобуса, Максим смешался с одним из потоков пассажиров, вместе с этим потоком вышел на какую-то улицу, затем подошел к бордюру и уселся на него. Бордюр был теплым, хорошо прогретым последними лучами ласкового осеннего солнца.