Шрифт:
Ежели судить по самохвальству их, то все они великие искусники; а их Крылаты и Вихры быстрее вихря, ловчее рыси. Но ежели сверить их убеждения с их же рассказами, то иногда случается (и часто), что зайцы уходят; и от того их великое множество. Из чего видно, что они великие хвастуны, проживающие без расчёта свои доходы; доставляющие Крылатам не собачьи, а господские выгоды и удовольствия. Правда, пусть те, коим есть на что содержать псовую охоту, утешают себя тем, в чем находят некоторое удовольствие; а особенно когда оно не сопряжено с значительным ущербом самому себе.
Но бедному дворянину, каковы были все гости, бывшие у городничего (ибо и богатейший из них не имел более 80 душ), совершенно непростительно кормить собак до 50; а менее сорока ни у кого из них не было. Не явное ли будет это разорение и самому себе и подчиненным? А все сие для чего? для того только, чтоб после можно было сказать: "У меня большая охота, я де барин!" А это охотнику и в голову не входит, что всякой умной только смеется их дурачествам и с презрением говорит: "Он охотник, у него на дворе собаки борзые да холопы босые". А почему же и не смешно? При малом достатке содержать такую охоту на что? И служителям негде взять ни порядочной одежды, ни пищи, кроме щей, хлеба, да воды. А квас где? Мука исходит в навар собакам! — Случается, и не редко, что и собаки, и лакей, и господин (ибо и собака, и господин гонятся за зайцем) изнуряются и изувечиваются. Впрочем охотник не ставит все сие в счет: для него нужды нет, что тысяча гонится за грошом. По моему, не лучше ли бы было употреблять свои малые доходы как должно, то есть завести в доме хороший порядок, чтоб слуги были сыты и обуты, чтоб они не завидовали состоянию любимой собаки, покоящейся в гостиной на софе. Собака собачье место и знай; а человек не должен быть промениваем на собаку. Я бы советовал всем таковым охотникам оставить сию боярскую спесь, ни мало не соответствующую их состоянию, и вести жизнь, не на собаколюбии, а на человеколюбии основанную.
Любезный друг, к сожалению, и в числе наших знакомых есть такие, кои столь же безрассудно боярствуют. Предложи им мой совет. А когда он им не понравится, то скажи, что я знавал одного охотника, подобного им, которой ни за что не соглашался перевести свою охоту; но будучи доведен наконец ею до нищеты, призвал своего псаря, приказал ему на другой же день перевешать всех собак, не оставляя ни одной. Псарь, дивясь столь же неожиданному, сколь и жестокому приказанию своего господина, осмелился из жалости предложить ему, что лучше будет отобрав резвых собак, подарить их своим приятелям.
"Ах! Нет! Нет! — вскричал помещик, — не только приятелям, но и никому я зла делать не намерен. Непременно, чтобы они все были повешены, я приказываю"! — что на другой же день и было исполнено. Тем кончилась его охота и его разорение. Желаю сего и нашим приятелям, коим за нужное почтешь предложить мой совет.
Письмо VIII.
Дарено-купленный перстень.
Будучи здесь в одном собрании, заметил я, что одна молодая щеголиха весьма неприятно посматривала на одного бывшего здесь моего знакомца. По поводу приятельской его со мною связи сказал я ему:
" Заметили ли вы, как косо смотрит на вас сия молодая госпожа"?
" Я давно это вижу и знаю", — отвечал он.
— Мне это весьма странно кажется, что вы, будучи человек молодой, пригожий, ловкий, могли заслужить немилость такой прекрасной госпожи, — сказал я улыбаясь.
" Не дивитесь! — сказал он. — Я имел с ней любовные интриги; но по некоторым обстоятельствам, а более всего по явной ее измене принужденным себя нашел прервать с нею всякую связь".
— Следовательно она не имеет никакого права сердиться на вас за то, что вы ее оставили, потому что сама вас довела до того.
— Она не за то и сердится, что я ее оставил, — прервал он речь мою.
— За что же?
" Вместе с моею любовью лишилась она многих выгод. Страсть ее ко мне основана была, кажется, на одном интересе. Приметя сие, я сделался к ней холоден и как можно удалялся ее присутствия. Она догадалась, что это значит, и не пропускала ни одного случая доказать мне также холодность свою и презрение. А что она любила меня не из интересу, а на сей конец прислала мне бриллиантами осыпанный перстень, которой я ей за несколько пред тем подарил, вероятно думая, что я, удивившись её бескорыстию, посовещусь его принять. Однако она весьма ошиблась: я поступил совсем иначе, нежели как она думала. Без всякого зазрения взявши от слуги перстень, я сказал ему: "По примеру барыни твоей долгом поставляю и я не удерживать у себя принадлежащего ей". Почему собрал все в разные времена присланные ко мне ею письма, запечатал их своею печатью и отдал посланному, чтобы он возвратил их госпоже своей. Не столько огорчилась она потерею перстня, сколько тем, что чрез сие лишилась случая обмануть своего мужа, и взять с него за сей перстень деньги, не лишаясь его. К ним вхожа одна торговка (что сведал я от людей своих; а им рассказывала сама торговка). Она, желая щеголять перстнем сим и при муже своем, употребила следующую хитрость: сговорилась с торговкой, отдала ей перстень свой; а сама пошла к мужу, объявляя ему, что за самую сходную цену продают превосходной работы перстень. Муж, узнавши о цене, и не желая упустить сей драгоценной вещи, тотчас выдал требуемые двести рублей жене, чтобы она отдала их торговке. После сего подарил он ей и перстень, уверяя, что он по крайней мере стоит вдвое заплаченной им цены. Таким образом лукавая жена воспользовалась перстнем и двумястами рублей денег. Восхитившись первым удачным событием, она вздумала послать дарено-купленный перстень свой ко мне, почитая за верное, что я его не приму. Но когда обманулась в своем ожидании, тотчас прибегла к новой хитрости и снова обманула своего мужа. Зная, что за двести рублей подобного сему перстня ей никак купить не можно, она подучила торговку прийти с ним в дом и сказать, что она продала им перстень сей ошибкой, ибо особа, давшая продать его, приказала взять за него пятьсот рублей, и теперь строго понуждает ее или возвратить перстень, или доставить назначенную за него сумму. Торговка, взявши от нее деньги, приходит к мужу, жалуется на погрешность свою и просит, чтобы отдали ей перстень. Г. В. (так называется муж простосердечный распутной жены) предложил жене своей, что долг чести обязывает их взять назад деньги и отдать старухе перстень. Но как она на сие будто бы не соглашалась, то он дал обещание купить ей другой не хуже, а может быть и лучше этого; на что она по долгом сопротивлении согласилась, принудив мужа своего побожиться, что он не нарушит данного обещания. Г. В. на другой же день поехал к ювелиру и купил этот самой перстень, которой теперь на руке у нее. Я, желая повеселиться на счет бывшей моей любовницы, дал ей знать чрез одну ее приятельницу, что мне известны все подлые её поступки, и что я столько же теперь ее презираю, сколько прежде любил. Она, узнавши о сем, сначала просила меня, чтобы я не открывал никому ее тайны, потом употребляла угрозы. Но я смеюсь и просьбам и угрозам; а она по всеминутно приходит в бешенство".
Сим окончил знакомец мой любовную свою историю.
Он рассказывал ее с равнодушием: а я слушал с совершенною холодностью, сердечно жалея о всех тех, которые излишне доверяют женам своим. Но можно ли им и не доверять? — О женщины! Сыщется ли в целом свете хотя один человек столько проницательной, которого бы вы не могли обмануть, ежели только захотите?
"Удобнее можно увидеть следы корабля на море, стрелы пролетевшей в воздухе, и муравья, проползшего по черному мрамору, нежели пути женщины", — сказал великий Соломон.
" Посади женщину в ступу, толки семью пестами: она и тут увернется", — пишется в книге о женских увертках. Но женщины любезны, милы, дороги; и ничему не должно верить, кроме их!!!
Письмо IX.
Жизнью отцовою скучающий вертопрах.
Вчера по вечеру, прогуливаясь с одним из моих знакомых, встретились мы с молодым вертопрахом, который, как я узнал после, есть сын одного живущего здесь богатого купца. Вообрази мое удивление: здесь небольшой свет; но я увидел пред собою человека, в ветрености и легкомыслии ничуть не уступающего наилучшим нашим петиметрам. Он, не взирая на то, что видит пред собою человека, совершенно ему незнакомого, на вопрос товарища моего о состоянии его здоровья, сказал: