Как и наша мама, она жила без мужа, будучи вдовой. Похоже, это случалось со многими женщинами во Флориде. Ее муж занимался бизнесом, связанным с производством и продажами пластиковой посуды, так что их дом был наполнен яркими пластиковыми стаканчиками, вазочками, тарелочками и бог знает, чем еще. Вообще весь дом Лидии был очень ярким: лимонно-желтый диван, ярко-розовая кушетка, легкие бирюзовые стулья.

Когда Лидия пригласила маму в гости, мама собрала для нее большой букет из роз и цинний и торжественно пересекла с ним дорогу. Они провели вместе часа три, по большей части Лидия рассказывала об умершем муже, о детях и о себе. Наша соседка была цветом и шумом, в своих розовых шортах и блестящей футболке. Она врывалась в жизни всех окружающих, как ураган, и вот теперь подхватила и маму.

Уже через месяц в маме стали заметны перемены. Она начала носить шлепанцы и блестящие футболки, наносить лак на волосы и каждый четверг ходить в бар «У Ранзино», где проводились танцевальные вечера. Она возвращалась с порозовевшими щеками и растрепанными волосами, говорила, что поверить не может, что пошла в такое место, что Лидия – сумасшедшая, и все это абсолютно несовместимо с нормальной жизнью. А в следующий четверг все повторялось.

Я часто сидела на ступеньках лестницы и слушала их разговоры за чашечкой кофе. Они обсуждали мужей, жизнь как таковую – и многое другое. Мама и Лидия все еще продолжали ходить в тот клуб по четвергам, у Эшли на первом месте всегда стоял Льюис, так что я оставалась дома одна. Мне не спалось, пока я не слышала звук поворачивающегося в замке ключа и тихих шагов мамы. У нее была Лидия, у Эшли – ее жених, а я… А я была одинока.

Вскоре появились и новости – поездка в Европу. Лидия Котрелл состояла в клубе путешественников, который назывался «Старые времена». Смысл состоял в том, что кучка одиноких женщин собиралась группой и ехала куда-нибудь в экзотическое место. Обычно это был Лас-Вегас. Мама тоже однажды присоединилась к группе через несколько месяцев после их с Лидией знакомства. Я тогда провела выходные с отцом и Метео-зверушкой, представляя, как мама играет в блек-джек, ходит по Историческому музею или встречает Уэйна Ньютауна где-нибудь на улице. Через три дня и четыре ночи она вернулась с новыми футболками и шлепанцами, выигрышем в пятьдесят баксов и миллионом историй обо всех этих средневековых женщинах, устроивших в Вегасе настоящий шторм. По ее словам, это был самым лучшим временем в ее жизни, так что она бы, несомненно, заинтересовалась поездкой в Европу. Но это уже был четырехнедельный тур по Англии, Италии, Франции и Испании, а программа включала в себя и бой быков, и тур по Букингемскому дворцу, и нудистские пляжи на юге Франции (последнее место, где я могла бы представить свою маму!). Если она соглашается на поездку – то уезжает через две недели после свадьбы Эшли.

– Просто представь, - говорила Лидия, когда я однажды вернулась с работы, - четыре недели в Европе! Это же именно то, о чем ты мечтала в колледже, но тогда у тебя не было денег. А сейчас этой проблемы больше нет, так почему бы не поехать?

– У меня все еще нет денег, - отозвалась мама. – Совсем скоро свадьба, да и Хейвен возвращается в школу. Не знаю, это не лучшее время.

Я зашла в кухню.

– Хейвен – большая девочка, - Лидия улыбнулась мне. – Ты только посмотри, какая она высокая! Она сумеет сама о себе позаботиться, это же всего месяц. И ей понравится, - она подмигнула мне.

– Ей всего пятнадцать, - сказала мама, и по тому, как она прикусила губу, я поняла, что решение еще не принято. Наверное, это ужасно, на какая-то часть меня не хотела ее отпускать.

Европа казалась такой далекой! Я не могла представить маму в каком-нибудь из тех мест, фотографии которых не видела в учебнике по истории. Мама и Лидия, стоящие перед Эйфелевой башней, Вестминистерским аббатством или Пизанской башней – это еще куда ни шло, но мама и Лидия на нудистском пляже? Это уже не укладывалось в моей голове.

Я внимательно смотрела на маму, разговаривающую с Лидией, и она почувствовала мой взгляд, на полуслове повернувшись и улыбнувшись мне. Я улыбнулась в ответ, хотя глубоко внутри мне хотелось обхватить ее руками и никуда не отпускать от себя, ни к Эшли, ни к Лидии, ни даже к целому миру.

***

Тем временем обратный отсчет до свадьбы стал чем-то вроде постоянной в нашей жизни. В любую секунду могла случиться какая-нибудь катастрофа, что-то могло пойти не так, и волей-неволей мы все были в постоянном напряжении. Каждая горизонтальная поверхность в нашем доме была усеяна буклетами, листочками и записками, мамин почерк был абсолютно везде.

«Подружки невесты: в каком порядке?»

« Эшли встречается с поставщиком 30 июля»

«Хейвен: обувь, колготки, прическа - ?»

« Трек-лист, финальный вариант»

« Европа - ???»

Она оставляла их буквально везде, как ключи для таинственных дверей в свой мозг, так что я могла узнать, о чем она думает. Как и всегда, когда я сидела в своей ванной и до меня доносились их с Лидией разговоры, я могла лишь молча разделять ее позицию или не соглашаться с ней, оставаясь в стороне.

Тем временем папа с Лорной приехали из своего свадебного путешествия: молодожены провели неделю на Вирджинских островах, и теперь отец вернулся загоревшим, а его шевелюра стала еще гуще – мама сразу заметила это, когда он высадил меня у дома после нашего с ним еженедельного обеда. Когда я вошла, она заправила прядь волос за ухо и отпустила ядовитый комментарий на этот счет, а затем вернулась своим сборам в в «У Ранзино».

Эшли, наконец, разобралась с бесконечными «Я приеду» и «Я не смогу участвовать» Кэрол (в итоге было решено, что кузина будет присутствовать на свадьбе, а потом незаметно для всех испарится, как только будут сделаны свадебные фотографии). Впрочем, теперь перед ней возникла другая проблема – первые торжественный обед с родителями Льюиса, Уоршерами. Я сидела в ее комнате, наблюдая, как сестра роется в своем шкафу, выбрасывая то одну вещь, то другую. Предполагалось, что она меряет платья, а я «оцениваю ее образ со стороны».