Брызгаясь, выбежали из воды Николай и Юра.

— Борис Иванович, — сказал Юра, с ходу бросаясь на песок, — уймите этого психа! Он меня уверяет, что Матвеев не соврал про Бестелесного.

— Брось! — сердито сказал Николай.

— Но я его сразил на месте, — продолжал Юра. — Я спросил: если этот предшественник Кио в самом деле был проницаем, то почему он не провалился сквозь землю…

Привалов лежал на спине, блаженно зажмурив глаза.

— Ребята, у меня к вам просьба, — сказал он слабым голосом, — не морочьте мне голову.

Солнце щедро поливало пляж горячим золотом. В небе, поблекшем от зноя, недвижно стояли два-три облачка. Донесся гудок электрички. Со станции разливалась по пляжу новая пестрая волна горожан. Они шли вереницей по кромке берега, потные и веселые, и Колтухов ворчал, когда иные из них перешагивали через его сухопарые ноги.

Вдруг один из прохожих остановился, приглядываясь к Колтухову. Рекс вскинул голову и тихонько зарычал.

— Павел Степанович? — сказал прохожий. — Вы или не вы?

Колтухов оглянулся. Над ним стоял Опрятин.

— А, сосед! — Колтухов вяло помахал рукой. — Тоже решили приобщиться к пляжной благодати?

— Невыносимая жара, Павел Степанович. В городе просто нечем дышать.

Николай велел Рексу замолчать. Опрятин, вежливо приподняв соломенную шляпу, поздоровался со всеми. Юра отвесил ему церемонный поклон, отставив ногу назад, и сказал:

— С вашего разрешения — Костюков.

— Очень рад. — Опрятин разделся и лег рядом с Колтуховым. — Что хорошего, Павел Степанович? — спросил он.

— А ничего хорошего. Вчера вот одну индийскую сказочку читали…

И Колтухов со смешком принялся рассказывать о матвеевской рукописи, выставляя приключения флота поручика в юмористическом свете.

«Старый болтун! — подумал Привалов. — Впрочем, что ж секрет из этого делать…»

Он снял очки и пошел купаться.

— Борис, далеко не заплывай, — напутствовала его беспокойная Ольга Михайловна.

— Разошелся наш Пал Степанов! — недовольно шепнул Николай Юре.

Юра не ответил. Приподнявшись на локтях, он смотрел на Валю, которая плескалась возле черной скалы.

Опрятин с улыбочкой слушал Колтухова. Но, когда тот упомянул — как об анекдоте — о матвеевском ноже, улыбка сбежала с лица Опрятина, а взгляд его стал острым и внимательным.

— Простите; что перебиваю, Павел Степанович. Этот нож… В рукописи сказано, как его сделали проницаемым?

— А, чепуха, — сказал Колтухов. — Сказки для дошкольников. В одно могу поверить: в электростатику. Для восемнадцатого века вещь возможная. Кстати… — Старый хитрец, как ему казалось, ловко перешел на другую тему, ради которой и затеял весь разговор: — Кстати, слышал я, сосед, что у тебя в институте собран мощный электростатический генератор. Верно? Так вот: разреши попользоваться. Часто беспокоить не буду. А?

— Что ж, пожалуйста, — сказал Опрятин. — А для чего вам, собственно?

Но больше ему ничего выведать не удалось: Колтухов пустился в воспоминания своей бурной молодости.

Прибежала Валя. Она стянула с головы резиновую шапочку, распушила черные волосы, подсела к Ольге Михайловне и стала расхваливать скалу.

— Это она, вы говорили, перевела рукопись? — негромко спросил Опрятин у Колтухова.

— Ага. Знакомьтесь.

Опрятин представился Вале.

— Валентина, а дальше как? — спросил он, осторожно пожимая Валину узкую руку.

— Валентина Савельевна, — улыбнулась Валя. Ей понравился любезный тон Опрятина.

— Поздравляю вас с интересной находкой. Шутка ли сказать: оригинальная рукописи петровской эпохи! Вот знаете, Валентина Савельевна…

И Опрятин завязал с Валей оживленный разговор.

Юра искоса посмотрел на них, потом поднялся, кликнул Рекса и пошел на скалу. Николай, движимый чувством солидарности, последовал за ним. Они сели, свесив ноги в воду, переглянулись и затянули унылыми ямщицкими голосами:

— Рекс, а ты чего? — строго сказал Юра.

Пес задрал морду, судорожно зевнул и начал тихо подвывать.

Валя посмотрела на певцов, пожала плечами.

Со скалы неслось заунывное: