планировали, завтра я должен быть на работе с утра. Пошел к Доке.

Он на берегу развел костер, и стоял возле него абсолютно голым,

рядом с сапогами, повешенными в стороне от огня на вбитых в землю

палках. Наверное – мелькнула мыслишка - набрал в них воду, когда

лазил за убитыми утками, причем делал это срочно, потому что если

мне ветерок помог, то Доке наоборот, отгонял добычу от берега. Только

почему совсем голый? Он что, полностью окунулся? А почему тогда

одежду не развесил сушить?

Голый Дока встретил улыбкой:

«Тебе хорошо, ветерок помог! А мне пришлось раздеваться и в

воду лезть! Уток от берега на глазах уносило!»

«Если раздевался, то сапоги почему сушишь?»

«Так в них и лазил! Под водой земля промерзшая. Я по началу

босым полез, да сразу и выскочил. Холодрыга – жуть! Пришлось сапоги

надевать, а воды – по грудь. Но уток достал!»

« А почему голый, если одежда сухая?»

«После воды тело огнем горит! Мне не холодно, а жарко!» - и для

пущего эффекта помахал руками, подгоняя к красной физиономии

149

прохладный воздух. Шесть убитых крякашей лежали возле костра, и не

видя моих, Дока поинтересовался:

«А ты как пострелял?»

«Пострелял хорошо, мазал еще лучше. Всего четыре крякаша

поднял».

«Значит, по пять на брата», - подсчитал Дока; на всех наших

охотах добыча делилась поровну. Но в душе я ему завидовал: всегда

приятней отдать часть добытого лично, чем принять это от другого.

Даже если он твой друг.

Через полтора часа мы были у трактора, который должен

перетаскивать вахтовку через долину. Скоро машина появилась, и

гусеничная железка потянула ее за собой, как буксир тащит баржу. Ну а

мы занялись крякашами, и пока на буровых шла пересменка, оставили

их без перьев. Что бы не заниматься этим дома.

Часть тридцать четвертая.

Наконец приехали ИТРовцы, занимавшиеся в городе отчетом по

углям. До конца дня шум, гам, беготня по коридорам. И разговоры.

Лично я надоедал Владимиру: не было ли к нему претензий со стороны

Московской комиссии. А если были, то не я ли их создатель – все же

многие разрезы, да и последний вариант карты с углями нарисованы

мною. В соседней комнате техников, Наташа рассказывала подругам о

«прелестях» городской жизни, которая – как вечером с обидой

сообщила мне Света – настолько соблазнила Лешку и Любочку, что они

договорились о переводе в другую, исключительно съемочную партию,

которая базового поселка в поле не имеет, работает значительно

северней, и полевой сезон намного короче. Ну и что говорить?

Потянуло молодых в город, от Лешки всего можно ожидать. А Любочка

– за ним, как ниточка за иголочкой.

На следующий день Игорь Георгиевич попросил зайти к нему с

бумагами, и до обеда в его присутствии я передавал материалы по

зимней работе Владимиру. Только зачем – не мог понять, потому что

бурение последних скважин, причем заведомо пустых, заканчивалось.

Правда, оставался резерв – еще две скважины, но уж как-нибудь и с

ними я бы справился. И даже наметил, где их задать, ежели разрешат

это сделать.

Мои разрезы – и продольник, и поперечники – ведущим

специалистам понравились.

« Жалко руды нет», - Игорь Георгиевич мне улыбнулся, - «но все

сделано правильно, можешь себя не винить», - перевел взгляд на

Владимира – «У нас по проекту остались скважины резервные», -

напомнил, что теперь он за них отвечает, - «Надо решить, где будем

бурить».

150

Ну вот, опять они решают, и моим мнением даже не

интересуются!

«Если учитывать продольный разрез», - начал Владимир, - «то

есть всего лишь одно место, где их можно задать - рядом со скважиной,

в которой породы изменены максимально и есть ожелезнение.

Отступить от нее на сотню метров в обе стороны, и ориентировать под

главную структуру».

Такой вариант я Игорю Георгиевичу уже предлагал, в его

посещение партии после нового года. И тогда уже понял, что