вдоль главной структуры меняется степень изменения пород, где она

максимальная и даже до ожелезнения вдоль трещин доходит», - это в

единственной скважине, рядом с которой руда в принципе возможна.

«Может, от скважины с ожелезнением отступить метров на сто, в

обе стороны, и еще пару пробурить?» - тут же я влез с предложением.

Минут пять Игорь Георгиевич думал, после чего вздохнул –

глубоко так, показать что сожалеет:

«Смысла нет», - посмотрел на меня, - «руда должна иметь

масштаб, протягиваться минимум на пару сотен метров. А у нас такое

уже невозможно. И даже если в одной из скважин, которые ты

предлагаешь, появится – это будет всего лишь рудопроявление, места

143

для хорошей руды здесь уже нет!» Пришлось и мне глубоко вздохнуть,

с не меньшим сожалением, насчет предложения – ну ясно же! –

необдуманного.

«А что дальше делать?» - действительно что, если в лучшем

месте скважины уже пройдены и руды не встретили.

«Будешь продолжать бурение согласно принятому плану. Пока

опоисковано всего с километр перспективной структуры, оставшиеся

два километра ждут своей очереди», - заметил, что настроение у меня

упало, и улыбнулся, - «Не переживай! На участке нормальных ореолов

элементов нет, всего лишь какие-то фитюльки – значит, и надежд на

руду мало. Но бурение доведем до конца, что бы неясностей не

оставалось. А ты все делаешь правильно, так и продолжай!»

На следующий день Игорь Георгиевич уехал в город, а я, со

своим вредным характером, достал старые, еще студенческие бумаги

по участку, и начал перечитывать сделанные в пикетажке записи. Что

бы в следующий раз главному геологу – если доведется – не предлагать

необдуманную ерунду. Припоминалось мне, что понравившееся Игорю

Георгиевичу ожелезнение по трещинам, как в керне лучшей скважины,

я в одном из маршрутов уже видел. Но где?

К концу рабочего дня это место нашел - в коренных породах, на

пятачке сто на сто метров, и в двухстах метрах от лучшей скважины,

прямо в линии построенного мною разреза. То-есть, от изучаемой

структуры пятачок не только далеко, а и в породах пустых,

перекрывающих рудоносные!

И что теперь? Ну, во-первых, перекрывающие пустыми не зря

называются, руда нигде в них не встречена – уже плохо. И мощность их

возрастает с удалением от перспективной структуры - еще хуже. И

сейчас неясно, какова она реально в этом месте. Но ожелезнение

откуда! Хотя… трещин то, по одной коротенькой на пять квадратных

метров. Не очень впечатляет.

Еще раз посмотрел гравику: и лучшая скважина с ожелезнением,

и пятачок с ним же на поверхности в пустых породах, лежат в

пределах локальной гравиметрической аномалии, выделенной в

бытность мою еще на практике. То-есть, и глубинное строение, и

мощность пустых перекрывающих должны быть примерно

одинаковыми. Но к чему конкретно поверхностное ожелезнение

привязать? Никаких разломов, и вообще ничего, бросившегося в глаза,

я на практике не нашел!

Правильно говорил Леонид Дмитрович: с непонятками геолог

обязан разобраться обязательно! А я олух – тогда не разобрался. Значит

что? Разобраться нужно сейчас!

Посмотрел в окно: снег сплошным покрывалом. Грустно - сейчас

не получится, но весной разберусь обязательно!

С плохим настроением на следующее утро залез в вахтовку –

посмотреть на буровых последний керн. Дока сел рядом – ему

144

ремонтировать дизель на одном из агрегатов. Настроение мне поднял

анекдотом, предупредил, что к обеду за ним приедет машина, и я с ней

могу вернуться в партию.

Керн я просмотрел быстро, ничего нового в нем не нашел, но и

ничего такого, что бы скважины закрывать раньше времени. Бортовая

за Докой прикатила вовремя, и за полчаса до обеденного перерыва мы

уже были в партии. Дока захотел поздороваться со Светой - вдвоем

зашли в исключительно женскую комнату. Поздоровались с дамами, и

они тут же уговорили нас на авантюру, которую сами не могут