– - Это уж точно не на бабкины корявые ноги. Ей и попроще подойдут. А вот и бурые пятнышки между сборок голенищ, видишь? Только тс-с-с, -- прижал он палец к губам. Вглядевшись, Сергей кивнул головой. -- Скорее всего, сапожки дочкины. В чем же тогда уехала, а? Надо спросить. О пятнах пока молчок, слышишь? Ладно, открывай дверь, и начнем осмотр с другого конца.

– - Сейчас открою, только мне надо с вами посоветоваться насчет одного дела. -- Приглушив голос, Сергей пояснил: -- насчет топора.

– - Какого еще топора? -- не понял Перов.

– - А разве не знаете? -- удивился Сергей. -- Тогда, может, выйдем на площадку?

– - Если надо, выйдем, заодно и покурю, -- пожал широкими плечами Перов.

Вышли, но дверь закрывать не стали. Перов закурил.

– - Так что за проблема?

– - Любовник пропавшей дочери, -- начал негромко Сергей, -- говорил, что мать грозила ей топором. Надо б как-то у нее спросить, насчет топора.

– - Ах, вон что! Значит, как поудобней об этом бабку попытать?

Сергей кивнул.

– - А сам не додумался?

– - Что-то не получается.

– - Вообще-то лучше вначале его самим поискать, а уж если не найдем, тогда тактично намекну: так, мол, и так, Антонина Андреевна, надо осмотреть чердак, да лаз гвоздями забит. Нет ли случайно у вас топорика? Сам спрошу, доверяешь, хитрец-мудрец?

– - Вам да. -- Сергей не обратил внимания на присказку Перова.

– - Вот и отлично, тогда пошли.

– - ...Мошнева, по-видимому, подозревала, что приход милиции к ней был не случаен, -- поделился своими впечатлениями после осмотра квартиры Жихарев. -- Потому и сидела как на иголках.

Да, общаться с нею было не просто. На вопросы о пропаже Тамары отвечать так и не стала. Если вопрос Жихарева или Воронова ей не нравился, ссылалась то на болезнь, то на плохую память или старость. Но все-таки подтвердила, что отношения с дочерью у нее были плохими. Чего тут скрывать, если работники милиции уже опросили всех соседей и побывали на заводе, куда сама жаловаться на дочь приходила. Внук молчал. Вид у него был неважный: личико желтое, глаза испуганные, будто в них застыла какая-то большая боль, весь дерганый, неспокойный. Отвечал неохотно. Если говорил что-то "не так", бабка тут же его обрывала. Несколько раз Мошнева порывалась встать и посмотреть, чем занимаются милиционеры в коридоре, но Воронов ее придерживал, а Жихарев подбрасывал очередной вопрос.

Появились Перов с Никитиным. Перов держал в одной руке женские туфли, в другой зимние женские сапоги. Спросил у Мошневой:

– - Чьи это туфельки, Антонина Андреевна? -- Та долго моргала подслеповатыми глазами, потом недоверчиво посмотрела на добродушно улыбающегося Перова, не понимая, зачем дались ему эти туфли.

– - Тамарины, чьи же еще, -- ответила наконец и повернулась к сторону внука.

– - Ясненько, а сапоги?

– - Тоже ее, не мои же!

– - В чем же тогда дочь уехала? -- допытывался Перов.

– - Так ведь у нее не одни сапоги. Есть выходные, в них и поехала. -- Мошнева отвечала, а голос дрожал, от взгляда Перова отворачивалась. Никитин, пока Перов говорил с бабкой, взял Романа за руку и увел в его комнату. Хотелось без бабки поговорить. Удастся ли? Не помешает ли Мошнева?

На столе в комнате лежала стопка учебников и тетрадей, на полу -- сумка.

– - Уроки делаешь?

– - Угу, -- кивнул Роман.

– - А в школу почему не ходил?

– - Болел, наверно, -- неохотно ответил Роман.

"О болезни ни слова, -- подумал Сергей. -- Лучше поговорить о чем-нибудь другом".

Когда входил, то сразу и не заметил висевшую справа от двери клетку с птичкой. Подошел и стал разглядывать. В клетке прыгала синичка, причем без одного крылышка. Спросил:

– - Что с ней?

– - Кошка чуть не съела, папа спас.

– - Не весело ей в клетке-то?

– - Но ведь летать же не может.

– - Это тебе папа подарил?

– - Оттуда привез. -- Роман сморщил лоб и насупился. Объяснять, откуда отец вернулся, не стал. И тут же засуетился: открыл балкон, вынес туда клетку и выпустил синичку, а на деревянную подставку высыпал горстку подсолнуховых семечек. Синичка радостно защебетала, запрыгала, стала шустро хватать семечки и, зажимая их острыми коготками, расклевывать.

– - Теперь, пока не наестся, в клетку не войдет, -- сказал, улыбаясь, Роман. Потом вздохнул: -- Уроки пора делать.

Вернулись в комнату. Взяв альбом для рисования, Сергей стал его листать, а Роман уткнулся в учебники. Рисунки у мальчишки были хорошие, но лучше всего получались собаки. Он много рисовал собак и птиц. Сам Сергей умел рисовать только зайца и лошадь. Найдя листок бумаги и карандаш, он и нарисовал зайца, а потом лошадь.

– - Ничего получилось? -- Показал Роману. Тот, кивнув, впервые улыбнулся. Перевернув лист, быстро набросал то же самое, но у него вышло куда лучше.