Попов сам зашел ко мне, предварительно постучав.

– Здравствуйте, Василий Иванович, - как-то кисло поздоровался он.

– И тебе наш пламенный привет, Сергей Сергеич, - ответил я и протянул руку для рукопожатия.
– Чего такой грустный? Похмелье?

– Да ну к черту, какое похмелье, - отмахнулся он, с гримасой страдания усаживаясь в кресло.
– Зуб болит, мочи нет. Второй день донимает, дергает так, словно шилом у меня в зубах черти ковыряются. Устал совсем, вторую ночь не сплю.

– А чего к дантисту не идешь?

– Упаси Бог к этим живодерам идти, - воскликнул Попов, - только и умеют как зубы драть. Я лучше к зубному врачу. Те хоть вылечить попробуют. Говорят, что они теперь сверлят зубы, удаляют всю гниль, а потом цементом заделывают. Может с эфиром мне все сделают, а то мне сильно уж не нравиться когда мне в зубах ковыряются.

Я не особо понял разницы между дантистом и зубным врачом, но если наш генеральный говорит, что так лучше, значит так оно и есть. Я здесь хоть уже и два с лишним года, но до сих пор кое-каких мелочей не знаю.

– Ну да, так будет лучше, - согласился я.
– Только ты перед походом водки побольше выпей, а то замучают.

– Да я и так все время коньяком полоскаю. Но только не очень помогает....

Что ж, в этом деле я Попову не помощник. Хорошо было в нашу эпоху с обезболивающими средствами. Сделали тебе укольчик и сидишь довольный, только слюну сглатываешь. Не то, что сейчас. Я, по правде сказать, глядя на Попова, содрогнулся, едва только представил, что и мне когда-нибудь придется пройти через подобную экзекуцию. От одной только мысли об этом у меня свело челюсти.

От дурных размышлений меня отвлек Попов, достав из внутреннего кармана серебряную фляжку и глотнув душистого коньяка. Безрадостно прополоскав больной зуб и сглотнув, он спросил:

– А вы что-то от меня хотели?

– Ну да..., - протянул я задумчиво.
– Мне сегодня Валентин велосипед домой притащил.

– Ого! Да когда ж он успел?
– изумился генеральный.
– Вчера же еще ничего не было готово.

– Да он вчера же и сделал все. И сварил сам и собрал. А сегодня ко мне домой заявился со своим чудовищем.

– Почему же чудовищем?

– Тяжелый очень. Сергей Сергеич, надо бы придумать как его облегчить.

Он кивнул согласно:

– Сделаем. Придумаем что-нибудь.

– И с колесами надо что-то решить.

– А с ними что не так?

И я подробно изложил ему свое видение. Попов внимательно меня выслушал, принял к сведению замечания, кое-какие мысли списал в блокнотик. А когда я затронул тему подшипников, то он лишь печально вздохнул, показав мне свое категорическое согласие.

– Да, исходя из того, что мы собираемся делать, нам как воздух будут нужны подшипники. А где их брать? Опять за границей?

– Да, Сергей Сергеич. Опять за границей. Но это только на первых порах, а вообще, я тут подумал, что нам надо бы свое производство открыть. Хоть и будет это дело весьма затратное, но зато прибыль сулит немалую. Обоймы для подшипников сделать не так сложно, главное металл нужный подобрать, да добиться нужного уровня обработки, сепаратор тоже изготовить ерунда. Самый важный вопрос это как нам наладить производство шариков и роликов? Я ума не приложу. Может у тебя есть идеи?

Попов задумался на долгую минуту, а затем разочарованно развел руками:

– Увы. Ничего придумать не могу. Но я дам задание своим инженерам, пускай покумекают. Может и придет светлая мысль в их умные головы.

На том и порешили. И я уже собрался было распрощаться с Поповым, но вдруг понял, что у него есть ко мне еще какой-то вопрос.

– Что-то еще?
– спросил я.

– М-да..., - задумчиво протянул генеральный, - есть еще одно дело. Тут этот ваш Шабаршин воду мутить начал.

Шабаршин...
– дядька лет сорока с умными глазами, из рабочих. Работал у нас второй год, трудился честно, зарабатывал прилично и был на хорошем счету у мастера. Не пил вообще и не курил, что для нынешней эпохи странно, но имел один ма-аленький недостаток - очень уж любил постоять за правду. Любую несправедливость к любому из рабочих воспринимал как личную обиду и всегда встревал в конфликт и пытался добиться правды. Надо отдать ему должное, на стачки и бунты своих товарищей не подбивал, а стремился отстаивать правоту исключительно словесно. Чем и снискал уважение своих коллег и мое личное. Вот за эту-то черту его характера я и сделал его главой квази-профсоюза.