– 'De Sagis et eorum Operibus', 'De Virtute Imaginativa', 'Philosophia Sagaria', 'De Pestilitate', 'De Morbis Amentium', - Нергал лениво читал названия толстых запылённых фолиантов, украшавших книжные полки кабинета Мормо. Хозяин кабинета лежал тут же, на тахте, глядя в потолок.
– Чёрт возьми, Аугустин, ты, как я посмотрю, интеллектуал.

Мормо не был польщен похвалой.

– Заткнись, Фенриц.

– Ой, прости, я и забыл, что ты в трауре. Что-то долго не несут отбивные, я голоден, как волк, - Нергал в нетерпении выглянул в коридор.

– Ты - грубое животное, Фенриц.
– Мормо перевернулся на тахте лицом вниз.

Нергал прыснул.

– Ну, что же поделаешь...
– он налил в бокал коньяк и поглядел сквозь него на закат.
– Кстати, я убежден, что, по меньшей мере, половина наших дорогих сокурсников уверена, что Лили укокошили мы с тобой - вместе или порознь.

Мормо не изменил позы и ничего не ответил. Дверь распахнулась, и слуги внесли подносы. Фенриц, повязав салфетку на грудь так, что сзади торчали огромные белые эрзац-уши, дублирующие его собственные, вооружился ножом и вилкой. Мгновенно расправившись с двойной порцией отбивных, стянув при этом ещё и солидный кусок свинины с тарелки Мормо, он отдал должное трюфелям и картофельной запеканке. Затем, памятуя мудрость Брийя-Саварена, что ужин без сыра, что девица без глаза, на закуску, pour la bonne bouche, с тихим блаженным урчанием съел кусок нежнейшего сливочного сен-нектера величиной с кулак Голиафа и - потребовал кофе.

– 'Paramirum', - прочёл он вслух название фолианта, лежащего на комоде. Подтянув к себе инкунабулу, углубился в чтение, методично чередуя коньяк и кофе, заедая их свежайшими булочками со взбитыми сливками.

– Фенриц...
– Мормо неожиданно приподнялся, взглянув на Нергала воспалёнными глазами.
– Кто это сделал?

Нергал допил коньяк и запихнул в пасть последнюю, десятую булочку.

– Не знаю. Послушай-ка, что говорит Парацельс о воздействии воли на расстоянии. 'Что касается восковых изображений, создаваемых, дабы помочь воображению, замечу, что человек, желающий навредить своему врагу, может сделать это. Я могу заключить дух своего врага в изображение и потом ранить и калечить его воздействием моей воли, и таким способом тело моего врага будет повреждено и изувечено. Сила воли есть главное в медицине. Изображения могут быть прокляты, и наводить на тех, кого они представляют, лихорадку, падучую, апоплексию и смерть'. Любопытно...

– Фенриц...
– Звук и интонация голоса Мормо заставили Нергала обернуться.
– Кто мог это сделать?

К счастью, Мормо не обладал талантами Хамала, и мысли Фенрица остались ему неизвестны. Нергал же искренне недоумевал. Поведение Августа было необъяснимым. Так горевать из-за какой-то рыжей шлюхи! Лили всегда напоминала ему дочку его кухарки Бетти, надоедливую дурочку, которую он как-то походя обрюхатил. Правда, Лили, надо отдать ей должное, никогда ему не надоедала, но в её смерти он не видел ни малейшего повода для скорби. Фенриц разорвал бы глотку всякому, кто обвинил бы его в этом убийстве, но, кроме смехотворной инсинуации Риммона, никто ничего не говорил. Отчего же не закусить с аппетитом, а валяться на тахте с ввалившимися глазами? Неужто... неужто Мормо был влюблён? Бред какой-то! Да такими Лили забиты все городские бордели, выбирай любую!

Что до того, кто мог убить эту кокотку, то не всё ли равно?

Однако делиться этими соображениями, бесспорно, не лишенными здравомыслия и сокровенного понимания жизни, Фенриц с Августом не стал, но придал своей физиономии вид задумчивый и глубокомысленный.

– Ну, давай поразмышляем. Митгарт прав, в нашем крыле постороннего бы заметили. Ты и я исключаемся. Мы расстались в шестом часу утра. Я завалился спать. Проснулся в два и пообедал. С трёх - со мной был Виллигут... хотя, конечно, он вполне мог прикончить её до того, как прийти ко мне. Но для чего ему её убивать?

– Зачем он приходил? Ему мало было ночной феерии?

– Да, представь. Но, помимо прочего, он хотел узнать, почему в мессах не участвует мсье Морис де Невер. Подумать только! Видимо, ему не всё равно, кто входит в его... э-мэ...святая святых. Этим он обидел меня, кстати, да-да, ранил в самое сердце. Я, конечно, не такой Купидон, как Невер, но не всё ли ему равно сзади-то?
– Нергал попытался выразить недоумение, но физиономия его приобрела выражение издевательское и глумливое.
– Мой жезл ничем не хуже неверова, это даже Лотти из 'Фазанов' признала.

– Чёрт с ним. Кого ты ещё видел?

– Сейчас и не вспомню. А! Жидёнка этого тощего, Хамала. Тащился, доходяга, в библиотеку. Но какой с него убийца?
– Нергал презрительно махнул рукой.
– Святоша этот паскудный, Ригель, гулял с Невером. Руки чешутся превратить их физиономии в кровавое месиво, но я не верю, что это кто-то из них.
– Внимательно слушавший его Мормо пренебрежительно кивнул.
– Риммон и в самом деле был с девицами весь день в Шаду, я уточнил у конюхов. Патрик говорит, что в воскресенье уезжали Пфайфер и Грек с Ланери, но к нам через Конюшенный двор никто не проходил. А ты кого видел?

– Митгарта. Он прогуливался со своей жабой-сестрёнкой, да Вальяно о чём-то говорил около полудня в галерее с куратором. Чернявую эту видел, Патолс.

Нергал на мгновение поднял на него глаза.

– Это всё нам ничего не даёт. Её убить могли с шести утра, когда мы расстались, и до четырёх дня.

Мормо покачал головой.

– Нет, только с десяти утра.

– Ах, вот как...- Нергал попытался сделать вид, что он смущён, но у него мало что получилось. Впрочем, не слишком-то он и пытался.
– Всё равно, пять часов - времени хватило бы любому.