Шрифт:
* * *
Что за любовь тебе я подарю? Все подарю, о чем не говорю, Но чем горю… Горюю и творю, Смотрю на восходящую зарю. Свои глаза мне подарила ты, Я подарю все то, что можно видеть, Все то, что подтвержденье красоты, — Мосты, рассветы, соты и сады, Цветы, росу боящиеся вылить. Мой стих неярок. Он прерывист, жарок. Все так тревожно у меня в судьбе, Как будто я несу тебе подарок, Боюсь, что не понравится тебе… * * *
Я — домосед, но если снова Начну скучать, беру билет И еду — это мне не ново, — И вот хандры уж нет как нет, Слова звучат как будто жарче, И дышишь глубже, как в бору, И слаще хлеб, и звезды ярче, И чаще тянешься к перу. И как же может быть иначе: Поезжу вдоволь, а потом Я, словно сделавшись богаче, Спешу обратно — в отчий дом. Благословляю вас, дороги, И стук колес, и бег коня, И женщину, что на пороге Встречает преданно меня. * * *
Море — не море, пока не появятся Волны, которые бьют в берега. Та, что красивее всех, — не красавица, Если душе твоей не дорога. Конь, что на скачках бежит с неохотою, Вправе ли кличку носить скакуна? Не назову я работу — работою, Если душа в нее не влюблена. Сердце — не сердце, покуда не отдано Цели высокой на светлом пути. Чтобы была тебе родиной — Родина, Сердце и душу ты ей посвяти. ВИТАУТАС МОНТВИЛА
(1902–1941)
С литовского
ПОГИБШЕМУ ТОВАРИЩУ
Он пал от пули злобного убийцы. Еще один светильник вмиг погас. Потомки предадут позору память тех, кто приблизил этот смертный час. Пусть в каждом сердце кровь воспламенится, пусть закипит, от ярости красна. Палач нанес нам рану — нет, не скоро залечится она. Упал боец… Товарищи, не плакать!.. На той крови созреют тысячи — тогда убийцы друга нашего дождутся сурового суда. Быть может, ждут нас новые удары. Но на пути к победе мы тверды. Оружье вырвем мы из рук бандитов, сотрем насилия кровавые следы. ‹1926›
НА ПЕРЕПУТЬЕ
На перепутье остановка. Куда мы повернем, жизнь будет там такая? Мне кажется, я вижу берег новый и волны новые меня ласкают. Споткнулись мы и — чуть дохнет тревога — оглядываемся под тихим небосводом. А где же то движенье, та дорога, что все другие выбрали народы? Где гул? Где ропот? Где борьба? Где идеалов дальнее свеченье? Кора старинная сдавила нас, груба, мы ничего не видим в отдаленье. Вы не подумайте, о нет, что не способны мы подняться на дыбы и гнет стереть с земли, рассеять мрак и свет зажечь, — за то идем в огонь борьбы. Кровь закипает — в цвет знамен, все переменится, не ринется же время вспять. Кто был вчера разбит, отвержен, оттеснен — тот будет завтра нашу жизнь венчать. На перепутье мы, но видеть не могу, как жизнь трещит, меняется ее теченье. Я вижу, кажется, на новом берегу свеченье новое идей — прекрасное свеченье. ‹1930›
МОЯ ОТЧИЗНА
Отчизна у меня — поля, леса и горы. Дубиса, Нямунас, Шешупе — наши реки. Моей Отчизны я люблю просторы, людей труда я полюбил навеки. Отчизну милую люблю я. Очень. Все счастье личное ничто пред нею. С ней не страшусь я самой темной ночи, ее страданьем давним пламенею. Отчизна милая, она — мое спасенье. Мне без нее, как узнику, — томиться, не жить, как вырванному из земли растенью не взмыть в высоты, как бескрылой птице. Отчизна милая, я с нею связан кровно. Никто, ничто не встанет между нами: ни наглый пан, ни дармоед чиновный, ни рабство с плетками и кандалами! ‹1938›
МОИ СЛОВА
Эти не последние слова мои выношены в тишине ночной. В сердце — беспокойные, упрямые — выстраданы мной. Их выращивал я, рос я с ними, с ними заодно учился жить. Ими, сильными и молодыми, людям я хотел светить. Так светить, чтоб самые слепые из потемок находили путь. Я не продавал слова скупые, — ими дышит грудь. Кто сегодня в мире правду ищет, тот в моих словах себя найдет. Кто рожден в нужде в лачуге нищей — тот меня поймет. ‹1939›
СВОБОДНОМУ ВЕТРУ
Ветер! Ветер! Ветер-друг, ты свободен, ты упруг. Настежь окна! Почему не бывал в моем дому? Ты цветов набрал и — в путь. Что ж, меня не позабудь. Оглянись! Сюда взгляни! Настежь окна, в них — огни. Без тебя мне скучно, друг, ты свободен, ты упруг. ‹1939›