Шрифт:
‹1936›
ГАФУР ГУЛЯМ
(1903–1966)
С узбекского
МАТЬ
Я миг рожденья своего припомнить не могу, Но эту первую зарю всегда благодарю! Еще, спеленатый, лежу на новом берегу И с удивлением на мир открывшийся смотрю. Сжимая крепко кулачки, гляжу на море дня, Еще сознание мое — как темная руда… Забыл я бабушку мою, принявшую меня, Ведь вскоре умерла она — в те дальние года. Благодарю тебя, о мать, о мой родник святой, Поныне сладость молока в моей крови течет. Как юный тополь на груди долины золотой, В твоих объятьях я мужал, не ведая забот. Я стал поэтом, стал борцом, кругом росла семья, И оглянуться не успел — полвека пронеслось… Зачем так рано ты ушла, родимая моя, — Увидеть сил моих расцвет тебе не довелось. Не довелось тебе войти в мой новый, светлый дом, На новый труд, заветный труд благословить меня, Увидеть, как цветет страна, меняясь с каждым днем, И как зажиточно теперь живет твоя родня. О, если б хоть еще разок взглянуть тебе в лицо, Тебя с поклоном пригласить к накрытому столу!.. Я с пальца снял подарок твой — старинное кольцо И, с грустью глядя на него, пою тебе хвалу. ‹1953›
К НАМ ПРИЕЗЖАЙТЕ ПОГОСТИТЬ, ДРУЗЬЯ!
Когда вы будете в Узбекистане, То, как бы вы с дороги ни устали, Я знаю, каждый звать вас в гости станет Радушными, не лживыми устами, — Но в первый дом входите в мой, друзья! Гафур Гуляма знаете, конечно! Мой адрес даст в Ташкенте каждый встречный. В мой дом входите, я вам рад сердечно! Без проволочек — жизнь так быстротечна — Ко мне шагайте, я вас жду, друзья! Мой садик — ваш! Пусть только скрипнет дверца! На грядках зелень мяты, кинзы, перца, Вот свежая вода, вот полотенце, А вот открытое вам настежь сердце! И в сад и в сердце вас пущу, друзья! Над огородом я для вас трудился, Всего к столу нарвать распорядился! Куда б хозяин иначе годился? Жаль только вот, шафран не уродился, А остальное — ваше все, друзья! Цветов хотите? И цветы есть тоже* То цвета неба, то на кровь похожи, То все в росинках на прохладной коже… По нашему обычаю, заложим По красной розе за ухо, друзья! Ковер постелим и, чтоб слаще отдых, Подушки бросив в шелковых разводах, Прогнав печаль, забывши о невзгодах, На языках пятнадцати народов Споем, что в голову придет, друзья! Кто детям рад, кто без детей скучает, Зятьев и снох в придачу получает, А там и внуков на руках качает… Под детский крик по пиалушке чая До ужина не выпить ли, друзья? Я в юности еще пришел к решенью: Дом без детей — как стол без угощенья, Как шар земной без вечного вращенья! За шумный дом свой не прошу прощенья! Мы сами будем в нем шуметь, друзья! Вином и мясом пахнет синий воздух. Стол — как земля, а вы вокруг — как звезды! Вот наш инжир, вот винограда грозди! Лепешки теплые, пока не поздно, Я по куску вам отломлю, друзья! Горит очаг, смешав в домашнем дыме Дыханье сада с ветерком пустыни. Вот персики с бочками чуть седыми, Но раньше их давайте взрежем дыню! Мы в этом не раскаемся, друзья! Теперь, когда уже всерьез сидим мы, Отведайте самсы, казы, нарына! Пусть их названья непереводимы, Но, чтобы суть понять, необходимо Их все подряд попробовать, друзья! Вино у нас домашнее, густое, В нем слиток солнца плавает в настое. Есть предложенье, самое простое: Без лишних слов кувшина дно пустое В кратчайший срок исследовать, друзья! Вот вносит Мухаррам, моя супруга, Два блюда с пловом, два горячих круга! Она прикладывает к сердцу руку, И не спеша плывет от друга к другу, И к плову приглашает вас, друзья! А после плова, за зеленым чаем, Мы к берегу поэзии причалим: Фуркат, и Пушкин, и Джами вначале, Ну, а потом, друг другу отвечая, И что-нибудь свое прочтем, друзья! Есть ваши книги у меня на. полках, Есть и мои. Взгляните втихомолку: Писал я много, жил довольно долго, И сколько их, я сам не знаю толком, Пусть, если захотят, сочтут друзья! Я заболтался! Время пролетело! Душа бы вечно бодрствовать хотела, Но, к сожаленью, спать желает тело… Ночуйте здесь! Мы быстро это дело Устроим каждому из вас, друзья! Кто помоложе, тем ковров наносим, Кошму в саду, под абрикосом, бросим, Молодоженов на чердак попросим: В Узбекистане ведь такая осень, Что простудиться мудрено, друзья! Итак, устами старого поэта Я вас зову, прошу запомнить это, Пусть издали, пусть даже с края света, Хотите — осенью, а не боитесь — летом, К нам приезжайте погостить, друзья! ‹1959›
НАТАЛЬЯ ЗАБИЛА
(Род. в 1903 г.)
С украинского
СЕСТРЕ
Железный путь — путь для коней железных Куда-то далеко простерся он. Вагоны, грохоча на всю окрестность, Из окон свет кидают на перрон. Вдоль рельс проходишь ты обычным шагом, Приказы отдаешь кому-то в тьме. Дежурного фуражка красным флагом Мелькает, и звенит девичий смех. Потом рассвет — синь ляжет под глазами, И сон без сновидений, дни не в дни… Плывут и тают, век не угасая, Зеленые и красные огни… И вдруг печаль, нет-нет и набегая, Полынный яд по сердцу разольет, — Печаль о том, что, женщина простая, Ты думаешь так мало о «своем». И снова стук вагонов бесконечных… Стоишь ты, провожая поезда… Путем железным на конях железных Летят в стальную даль твои года. ‹1927›
НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ
(1903–1958)
РЫБНАЯ ЛАВКА
И вот, забыв людей коварство, Вступаем мы в иное царство. Тут тело розовой севрюги, Прекраснейшей из всех севрюг, Висело, вытянувши руки, Хвостом прицеплено на крюк. Под ней кета пылала мясом, Угри, подобные колбасам, В копченой пышности и лени Дымились, подогнув колени, И среди них, как желтый клык, Сиял на блюде царь-балык. О самодержец пышный брюха, Кишечный бог и властелин, Руководитель тайный духа И помыслов архитриклин! Хочу тебя! Отдайся мне! Дай жрать тебя до самой глотки! Мой рот трепещет, весь в огне, Кишки дрожат, как готтентотки. Желудок, в страсти напряжен, Голодный сок струями точит, То вытянется, как дракон, То вновь сожмется что есть мочи, Слюна, клубясь, во рту бормочет, И сжаты челюсти вдвойне… Хочу тебя! Отдайся мне! Повсюду гром консервных банок, Ревут сиги, вскочив в ушат. Ножи, торчащие из ранок, Качаются и дребезжат. Горит садок подводным светом, Где за стеклянною стеной Плывут лещи, объяты бредом, Галлюцинацией, тоской, Сомненьем, ревностью, тревогой… И смерть над ними, как торгаш, Поводит бронзовой острогой. Весы читают «Отче наш», Две гирьки, мирно встав на блюдце, Определяют жизни ход, И дверь звенит, и рыбы бьются, И жабры дышат наоборот. ‹1928›
УСТУПИ МНЕ, СКВОРЕЦ, УГОЛОК
Уступи мне, скворец, уголок, Посели меня в старом скворешнике. Отдаю тебе душу в залог За твои голубые подснежники. И свистит и бормочет весна. По колено затоплены тополи. Пробуждаются клены от сна, Чтоб, как бабочки, листья захлопали. И такой на полях кавардак, И такая ручьев околесица, Что попробуй, покинув чердак, Сломя голову в рощу не броситься! Начинай серенаду, скворец! Сквозь литавры и бубны истории Ты — наш первый весенний певец Из березовой консерватории. Открывай представленье, свистун! Запрокинься головкою розовой, Разрывая сияние струн В самом горле у рощи березовой. Я и сам бы стараться горазд, Да шепнула мне бабочка-странница, «Кто бывает весною горласт, Тот без голоса к лету останется». А весна хороша, хороша! Охватило всю душу сиренями. Поднимай же скворешню, душа, Над твоими садами весенними. Поселись на высоком шесте, Полыхая по небу восторгами. Прилепись паутинкой к звезде Вместе с птичьими скороговорками. Повернись к мирозданью лицом, Голубые подснежники чествуя, С потерявшим сознанье скворцом По весенним полям путешествуя. ‹1946›
ЗАВЕЩАНИЕ
Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя И, погасив свечу, опять отправлюсь я В необозримый мир туманных превращений, Когда мильоны новых поколений Наполнят этот мир сверканием чудес И довершат строение природы, — Пускай мой бедный прах покроют эти воды, Пусть приютит меня зеленый этот лес. Я не умру, мой друг. Дыханием цветов Себя я в этом мире обнаружу. Многовековый дуб мою живую душу Корнями обовьет, печален и суров. В его больших листах я дам приют уму, Я с помощью ветвей свои взлелею мысли, Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли И ты причастен был к сознанью моему. Над головой твоей, далекий правнук мой, Я в небе пролечу, как медленная птица, Я вспыхну над тобой, как бледная зарница, Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой Нет в мире ничего прекрасней бытия. Безмолвный мрак могил — томление пустое. Я жизнь мою прожил, я не видал покоя: Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я. Не я родился в мир, когда из колыбели Глаза мои впервые в мир глядели, — Я на земле моей впервые мыслить стал, Когда почуял жизнь безжизненный кристалл, Когда впервые капля дождевая Упала на него, в лучах изнемогая. О, я недаром в этом мире жил! И сладко мне стремиться из потемок, Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок, Доделал то, что я не довершил. ‹1947›
Я НЕ ИЩУ ГАРМОНИИ В ПРИРОДЕ
Я не ищу гармонии в природе. Разумной соразмерности начал Ни в недрах скал, ни в ясном небосводе Я до сих пор, увы, не различал. Как своенравен мир ее дремучий! В ожесточенном пении ветров Не слышит сердце правильных созвучий, Душа не чует стройных голосов. Но в тихий час осеннего заката, Когда умолкнет ветер вдалеке, Когда, сияньем немощным объята, Слепая ночь опустится к реке, Когда, устав от буйного движенья, От бесполезно тяжкого труда, В тревожном полусне изнеможенья Затихнет потемневшая вода, Когда огромный мир противоречий Насытится бесплодною игрой, — Как бы прообраз боли человечьей Из бездны вод встает передо мной. И в этот час печальная природа Лежит вокруг, вздыхая тяжело, И не мила ей дикая свобода, Где от добра неотделимо зло. И снится ей блестящий вал турбины, И мерный звук разумного труда, И пенье труб, и зарево плотины, И налитые током провода. Так, засыпая на своей кровати, Безумная, но любящая мать Таит в себе высокий мир дитяти, Чтоб вместе с сыном солнце увидать. ‹1947›
ЧИТАЯ СТИХИ
Любопытно, забавно и тонко: Стих, почти не похожий на стих. Бормотанье сверчка и ребенка В совершенстве писатель постиг. И в бессмыслице скомканной речи Изощренность известная есть. Но возможно ль мечты человечьи В жертву этим забавам принесть? И возможно ли русское слово Превратить в щебетанье щегла. Чтобы смысла живая основа Сквозь него прозвучать не могла? Нет! Поэзия ставит преграды Нашим выдумкам, ибо она Не для тех, кто, играя в шарады, Надевает колпак колдуна. Тот, кто жизнью живет настоящей, Кто к поэзии с детства привык, Вечно верует в животворящий, Полный разума русский язык.