– Хорошо.

– Что?
– от спокойного тона Эрелайна художник вздрогнул.

– Хорошо, - повторил Эрелайн, пряча улыбку в уголках губ.
– Если ты настаиваешь на камерной выставке и узком круге гостей, думаю, Элени не будет возражать.

– Конечно, не буду!
– зонтик крутанулся, всколыхнув безветрие и беззвучие. На этот раз - радостно.
– Камерная выставка - это даже лучше. Чудесная идея! Закрытый прием, узкий круг гостей... Лоир, это прекрасная идея! Спасибо! Сколько желающих будет!

– Я еще не дал согласие!
– спохватился Лоир, пойманные на слове, и теперь отчаянно жалеющий о сказанном.
– Погодите!

– Я даже знаю, кого пригласить!
– не слушая, продолжала радостно щебетать Элени, очаровательная в своей увлеченности.
– Спасибо вам, лорд! Если бы не вы, я бы еще долго уговаривала его.

– Думаю, вы бы справились быстрее, - серьезно сказал Эрелайн. Только смешинки в глазах, сейчас сине-свинцовых, выдавали его настроение - и намерение.
– Вряд ли Лоир смог бы долго выдерживать ваш напор.

– Мне бы стоило на вас обидеться, - с достоинством начала она - и звонко закончила: - но шутка слишком хороша!
– И, уже рассмеявшись, продолжила: - Все-таки как преувеличены слухи о вас! Каждый раз убеждаюсь. Поговори с вами те, кто им верит - хоть бы пять минут!
– непременно поняли бы, какая это чепуха!

– Слухи?
– улыбка, прячущаяся в уголках губ, сменилась напряжением.
– Кажется, я не совсем понимаю, о чем вы.

– А, - Элени замолчала, нахмурившись, точно сожалея о сказанном и теперь подбирая слова, чтобы объясниться. И, помедлив, продолжила уже без прежней легкости: - Я не уверена, что стоит об этом говорить, но в последнее время до меня доходят... не очень приятные слухи. О вас. В них нет ничего откровенно едкого или обличительного, унижающего, но я знаю, когда в словах звучит злость.

Она сделала небольшую паузу, остановившись - и вновь заговорила:

– А она - эта злость - звучит. Вы, наверное, хотите спросить, что говорят о вас? Боюсь, я вас разочарую. Ничего конкретного, ничего - в открытую, и всегда не в присутствии тех, кто мог бы считать иначе. Полунамеки, обрывки фраз - этого так мало, чтобы убедиться, и так много, чтобы понять. Прежде вас называли Безупречным, теперь - Бесстрастным. Чувствуете? Всего полшага до "жесткосердечного", безучастного к чужой боли, не знающего жалости - только холод и злость.

– И только?
– Эрелайн на мгновение прикрыл глаза, чтобы скрыть волнение. Голос не дрогнул.
– Так же, как и раньше.

– Нет. Не так же, - леди вьер Ниес улыбнулась, но тон ее оставался по-прежнему серьезным.
– Я знаю, что не так же. К тому же... лорд вы знаете, как появляются слухи?

– Кто-то кому-то что-то сказал. К чему вы это спрашиваете?
– Эрелайн нахмурился, не видя, куда и к чему она клонит - а это ему не нравилось.

В голосе отчетливо прозвучали первые нотки раздражения.

– Все верно, - Элени улыбнулась той загадочной женской улыбкой, которая всегда говорит о том, что ваша прелестная собеседница водит вас за нос, зная, но отказываясь говорить.
– Но перед тем как слух появится, непременно должно что-то случиться. Какое-то событие, которое послужит толчком.

– А если никакого события не случалось?

– Вот именно. "Если никакого события не случалось", - довольная, точно кошка, проговорила Элени.
– Обыкновенно слухам мы обязаны отвернувшимся от нас друзьям и поклонникам. Но среди тех, кто сплетничает о вас, едва ли есть таковые. Слухи же, лорд, всегда кому-то нужны. Это - инструмент, у кого-то отточенный и смертоносный, как отравленный ядом кинжал, а у кого-то - грубый и бьющий мимо.

– Вы ведете к тому, - начал Эрелайн, не сводя с нее тяжелого, потемневшего взгляда, - что кто-то намеренно пустил слух, начав против меня игру?

Элени не успела ответить. Из распахнутых в весну дверей вышла, медленно спускаясь по ступеням и придерживая подол жемчужно-серебряного платья, Ириенн. Оно казалось бы слишком строгим, если бы не вышитый узор, вьющийся по юбке, и не отделанный жемчугом лиф. Волосы, поднятые наверх, но не собранные в прическу, струились по плечам мягкой волной. Сегодня она казалась особенно утонченной, хрупкой, ломкой - как будто сделанная из тончайшего фарфора.

Извинившись, Эрелайн отвернулся от своих собеседников, чтобы первым встретить спускающуюся по ступеням невесту.

– Мое почтение, леди. Вы сегодня как никогда прекрасны.

Ириенн присела в реверансе, не поднимая на него глаз. Голос ее звучал мелодично, но тихо:

– Мое почтение, лорд. Вы очень любезны.

– Едва ли это можно назвать "любезностью", - Эрелайн улыбнулся.
– Потому что это правда.

Ириенн улыбнулась в ответ, но улыбка вышла натянутой, вымученной. И когда их взгляды на мгновение встретились, она опустила глаза.