— Дорогая, понимаю, ты расстроена, что я не красавец. Но, может, тебе станет легче, если я скажу, что наши дети будут похожи на тебя?

От подобного заявления у Тамми даже дыханье сбилось. А пока она пыталась сообразить, чем же ответить противному мужу на такую неслыханную наглость, он шагнул с ней в клубящуюся субстанцию и вышел на нижней террасе дворца.

Трэм ждал императорскую чету на выходе из дворца с седельной сумкой, которую приготовила по просьбе Рэйнэна Арха. Когда из тьмы вышел владыка с переброшенной через плечо женой, советник растерянно замялся, не решаясь сделать шаг навстречу.

— Трэм, не смущайся, все хорошо, — бросил Рэйнэн удивленно наблюдающему за происходящим другу. — У меня жена просто сегодня не с той ноги встала. Да, маленькая? Подвернула ножку, пришлось нести.

— Убью тебя, темный! — прошипела Тамми.

— Видишь, она говорит: «люблю тебя, темный», — улыбнулся владыка оторопевшему советнику.

— Охрана ждет внизу, — Трэм недоверчиво посмотрел на висящую на плече у владыки стихийницу, поминающую его на чем стоит свет. — Ты уверен, что мне не нужно поехать с тобой?

— Что ты, дружище, конечно, уверен! — Рэйнэн снял с плеча жену и, удерживая на руках, нагло ухмыляясь, спросил: — Зачем нам посторонние в медовый месяц? Да, маленькая?

Тамми открыла рот, собираясь сказать издевающемуся над ней мужу: «Да что б ты провалился, темный», но успела сказать только: «Да…», потому что в ту же секунду ее губы накрыли жадным, настойчивым поцелуем. Это был не просто поцелуй, это было что-то жаркое, вязкое, пьяняще непристойное. Язык мужа проник в ее рот, двигаясь внутри, лаская, трогая, требуя чего-то большего. Чего-то, что зарождалось внизу живота девушки мучительной сладкой болью, расползаясь по телу пульсирующей горячей волной. А губы мужа, войдя во вкус, продолжали терзать ее рот, теперь добравшись до ее языка. Медленно, нежно, он стал всасывать его в себя, покусывая, облизывая, как сахарную карамель. Тамми казалось, что с каждым новым движением он словно выпивает ее до дна. Как будто нашел внутри какую-то ниточку и, схватившись за нее, постепенно вытягивает из Тамми волю, мысли, сердце, душу, заполняя образовавшуюся пустоту томительной, блаженной негой. А когда он прекратил свою чувственную пытку, девушка не смогла вымолвить ни слова, ощущая, как предательски ее тело требует продолжения, сотрясаясь мелкой дрожью, изнывая от ощущения незаконченности произошедшего.

— Кажется, я нашел отличный способ заставить тебя замолчать, маленькая, — хрипло прошептал темный владыка на ушко тяжело дышащей жене, — хочешь еще испытать мои нервы на прочность?

Тамми отчаянно замотала головой, понимая, что вот теперь она, кажется, действительно допекла темного.

— Правильно, маленькая, — как-то хищно оскалясь, произнес Рэйнэн. — Я ведь не железный. Не смей оскорблять меня при подданных. Иначе я забуду о своем обещании подождать, пока ты перебесишься, и на поцелуях не остановлюсь.

И уже обращаясь к притихшему советнику, с интересом наблюдавшим за непонятными отношениями супругов:

— Давай сумку, Трэм. Отчеты жду ежедневно.

Перекинув опять через плечо ужасно злую, но наконец прекратившую ругаться жену, владыка, прочертив темную руну, вышел с ней на площади, оцепленной плотным кольцом воинов. Он усадил Тамми на лошадь, пристегнул сумки, а затем с легкостью огромной кошки молниеносно запрыгнул в седло. Крепко прижав к себе обездвиженную, завернутую в одеяло жену, Рэйнэн дернул поводья и пришпорил коня, принуждая его перейти на быстрый аллюр. Кавалькада черных, как ночь, всадников, быстро двигалась по улицам города, заставляя встречавшихся на пути прохожих испуганно отскакивать в сторону, низко кланяясь вслед покидавшему столицу императору. Тамми было ужасно неудобно битый час трястись на лошади в скованном состоянии. Ощущения были, словно она бабочка, не сумевшая вылезти из кокона. Руки затекли, ужасно чесался бок, копчик неприятно стучался о седло, но все это было мелочью в сравнении с тем, что она практически лежала на груди у темного, уткнувшись носом в его мощную шею. От него так хорошо пахло, и это начинало чрезвычайно раздражать. Этот запах, точно дурман, проникал в поры, мешая сосредоточиться или думать о чем-то другом. Этот запах раз за разом возвращал ее к воспоминаниям о поцелуе перед выездом — жгучем, страстном, бесстыдном, но почему-то таком приятном. Этот запах будил в ней какие-то странные желания, о которых раньше и подумать-то было стыдно. Ей вдруг отчаянно захотелось лизнуть его кожу, чтобы попробовать, такая ли она притягательная и на вкус. Девушка шумно выдохнула, пытаясь успокоиться, избавиться от навязчивых образов, мелькавших в ее голове. Словно почувствовав ее нервозное состояние, Рэйнэн натянул узду, заставив коня перейти на шаг.

Одеяло, заворачивавшее тело стихийницы, вдруг ослабило свой нажим, освобождая ее из плена. Тамми зашевелилась, разминая затекшие конечности, а потом вздрогнула, когда взгляд опустился на руки мужа. Уродливые, страшные, едва зажившие раны пересекали костяшки и пальцы его ладоней.

— Что у тебя с руками? — девушка угрюмо посмотрела на темного владыку.

— Слишком близко подпустил к себе бушующую стихию, наивно полагая, что смогу ей управлять.

Рэйнэн, мгновенно набросив на шрамы личину, горько усмехаясь, смотрел вдаль, так и не повернув головы к жене.

— А ты вообще очень наивный, темный, — сердито буркнула Тамми.

— Мы, кажется, договорились, маленькая, — над ухом стихийницы раздался недовольный голос мужа, — что ты не будешь меня злить.

— Да? — вспыхнула девушка. — Мы, кажется, договорились, что ты отпустишь меня домой. Ты не держишь своих обещаний, почему я должна держать свои?

— Не хотелось бы тебя огорчать, маленькая, но именно сейчас я везу тебя домой, — Рэйнэн подтянул малышку поближе, развернув так, чтобы можно было видеть ее лицо.

— У нас с тобой разные представления о доме, — процедила сквозь зубы Тамми.

— Что же ты понимаешь под словом дом? — Рэйнэн вздернул бровь и теперь с интересом ждал ответа обиженно надувшейся супруги.

— Дом — это место, где ты родился и вырос, — ответила Тамми, всем своим видом демонстрируя темному свое превосходство над ним в понимании этого вопроса.

— Ну, тогда я опять тебя огорчу, маленькая. Представление о доме у нас одинаковые, — нравоучительно заметил Рэйнэн, с удовольствием наблюдая за сменой эмоций на лице жены.