Он хватается за мои бедра, садится на колени, насаживает мою киску на себя и начинает ожесточенно вдалбливаться в меня.

— Черт, Пик, — задыхаюсь я, вытягиваю обе свои руки за голову и хватаюсь за подлокотник дивана.

Его член увеличивается во мне, потому как он уже близко, это вызывает вспышку огня, которая обжигает мои вены, и я кончаю. Я кончаю жестко, напрягаясь, чтобы получить от оргазма все возможное, трусь клитором об него. Через несколько секунд он врывается в меня, замирает и шипит, пока извергается во мне.

Его потная грудь падает на мою, мы тяжело дышим, а я умиротворена. Пока держу глаза закрытыми и не вижу лучшего друга, которого просто использовала — я в порядке.

Пик дает мне эту нездоровую власть, которую я жажду. Власть, чтобы все было под моим контролем, хоть на мгновение. Я использую его, чтобы отчистить себя от гнили, которая заполняет меня. И он единственный, кто может сделать это. Он единственный, кто может отогнать все прочь, сделать мое тело — могилой. Но сейчас, когда он вытаскивает свой член из меня, и его теплая сперма бежит по внутренней части моих бедер, когда я сажусь, я купаюсь в своем разрушении, и он знает это. Так всегда.

Он притягивает меня в свои объятия, откидывается на спинку дивана, после того как натягивает штаны. Его рука гладит меня по спине, а я с трудом сглатываю, пытаясь взять под контроль это ощущение позора.

— Почему ты до сих пор чувствуешь это? — спрашивает он, так как слишком хорошо меня знает.

Я не отвечаю. Он привык, что я молчу после нашего секса. Разве я могу сказать хоть что-то, чего он еще не знает? Дело в том, что я знаю, Пик любит меня таким способом, который я не разделяю. Он мой брат и лучший друг. Но для него я большее. Он никогда не признавался в этом прямо, но я в любом случае знаю. Это не останавливает его от того, чтобы трахать других девушек, но я понимаю, что ему нужно это. У Пика пунктик насчет секса: ему нравится, когда его много. Больше секса, чем требуется любому среднестатистическому человеку. Это никогда не беспокоило меня, так как я не рассматриваю секс с какой-то другой стороны, кроме как туалетную бумагу. Используешь, чтобы вытереть дерьмо, и когда чувствуешь себя чистой, просто выкидываешь бумагу и уходишь.

— Ты не должна себя так чувствовать. Мне плевать, что ты используешь меня. Я люблю тебя, так что я не против. Если тебе лучше от этого, тогда просто наслаждайся, — говорит он. — Я предпочту, чтобы ты позволяла это делать мне, чем кому-нибудь другому.

Его слова делают все еще хуже, я отстраняюсь и отодвигаюсь, чтобы просунуть ногу в штанину. Он наблюдает, как я хватаю оставшуюся одежду и иду в ванную.

После того, как я привожу себя в порядок и одеваюсь, я возвращаюсь и вижу, как Пик вытирает пиво, которое я пролила на пол.

— Извини, — произношу я, он проходит мимо меня, выкидывает комок бумажных полотенец и говорит:

— Мне пофиг на пиво.

— Я извиняюсь не за пиво, — отвечаю я. — Мне жаль, что я не могу давать тебе больше денег.

— Я понимаю, на что подписался. Мы оба понимаем. Это слишком рискованно, так что просто игнорируй все мое дерьмо, — бормочет он, идет обратно к дивану и хлопает по месту рядом с собой, чтобы я села. Он вытаскивает сигарету и прикуривает ее, делает долгую затяжку и потом добавляет: — Я просто скучаю по тебе, — он выдыхает дым, образуя облако вокруг себя. — Когда ты сможешь вернуться сюда?

— После нового года смогу приезжать чаще. Беннетт будет в командировке, и я уверена, что он будет еще сильнее загружен работой, чем раньше.

— Почему?

— Просто он купил на этой неделе завод в Дубае, так что думаю, ему надо будет вернуться туда, чтобы наблюдать за новым оборудованием на месте, подготавливать все и запускать работу, — объясняю я.

— Это очень хорошо для нас, — он смеется, и я присоединяюсь к его смеху.

— И я так думаю, — говорю с широкой улыбкой, которая гаснет, когда я спрашиваю: — Как у тебя дела?

— Ты знаешь как. Ничего у меня не меняется, — говорит он. Пик всегда находит способ выжить. Но большую часть денег он имеет с продажи наркоты. Я привыкла к этому. Когда мы вышли из-под социальной опеки, мы жили у друга Пика, на которого он работал, продавая наркотики. Пик был посредником, ходил по улицам и торговал, и делал на этом приличную сумму денег.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Только, чтобы ты не теряла голову.

— У меня все в порядке с этим, Пик, — ненавижу, когда он так говорит со мной. Будто я, черт побери, не знаю, что делаю, что именно я тяну эту огромную аферу, и что это я засунула его в эту клоаку. — Мой ориентир не пошатнется. Но мне нужно, чтобы ты доверял мне. Я знаю, что делаю.

— Просто будь осторожна. Не замарать руки, помнишь?

Я киваю и хватаю пульт, чтобы включить телевизор. Мы проводим несколько часов, как привыкли, просто вместе, но прежде чем станет слишком поздно, я понимаю, что мне нужно вернуться в город.

— Не сердись, если из-за приближающихся праздников я не смогу приехать, хорошо? Я постараюсь, но до января — это будет сложно сделать.

— Понимаю. Не натвори глупостей, пытаясь увидеть меня, — говорит он, когда мы встаем и направляемся к выходу.