Но скрежет, который возобновился через минуту, свидетельствовал об обратном.

– Эй! Я тут! – снова крикнул Кирилл и попытался со своей стороны помочь разжать двери. Тугие пружины не поддавались, да и сам он не был в достаточной мере спортивен – так что пару минут только пыхтел, неуклюже цеплялся за обитые резиной края и вглядывался в щель между дверями, надеясь, что помогает увеличить ее хоть на пару сантиметров.

И тут внизу, на уровне щиколоток, в нее просунулась рука.

Точнее, пока лишь пальцы; но и их вида хватило, чтобы Кирилл совершенно по-женски взвизгнул, со всего размаху приложился по ним ботинком – а потом отскочил в дальний угол лифта, так что кабина заходила ходуном.

Пальцы недовольно – Кирилл прямо-таки ощутил, что они были НЕДОВОЛЬНЫ, – сжались, зашевелились, сгибаясь в совершенно неожиданные стороны, и замерли, растопырившись, поводя фалангами туда-сюда, словно на их подушечках были глаза.

Их было шесть – гибких, ненормально длинных. Уже сейчас Кириллу было видно пять фаланг, обтянутых бледной, лоснящейся, словно от жира, кожей. Они шевелились, как лапки отожравшегося паука-альбиноса, подгребая к себе воздух, – словно обладали не только глазами, но и ноздрями.

Видимо, Кирилл все-таки хорошо приложил их ботинком, так как хозяин пальцев – или же сами пальцы? – пока не решался продвигаться дальше. Кирилл осторожно, превозмогая отвращение, сделал шаг к ним.

Остановился. Пальцы тоже замерли, повернувшись в его сторону. Кирилл со свистом втянул воздух и снова пнул их. Еще раз. Еще. Еще!

Пальцы сжались и уползли наружу. Двери сомкнулись, оставив лишь небольшую щель.

Кирилл, не переводя дух, снова бросился к приборной панели и стал колотить по кнопкам.

– Эй! – истошно вопил он. – Эй!

Дом молчал. Молчал так, как никогда до этого – словно был полностью, от первого этажа до последнего, абсолютно пуст.

– Пожар! – осенило Кирилла. – Горим! Пожар! А-а-а!

Тишина.

Никого.

Кирилл ударил в стену, потом разбежался и пнул со всего размаху – лифт заходил ходуном, и тросы угрожающе заскрипели. Парень завыл и стал скрести пластик, словно надеялся процарапать дыру к свободе, пусть даже та оказалась бы шахтой. Главное – вырваться отсюда, из этой ловушки, из которой его пытается вытащить… кто? Ее хозяин?

Едва уловимое движение за спиной заставило его оглянуться – и отскочить, невзирая на очередное раскачивание кабины.

Все в таком же молчании пальцы снова начали протискиваться в дверь. Только на этот раз они делали это медленнее… но и настойчивее. Во всяком случае, через минуту показалась и ладонь – точнее то, что у существа за дверью считалось ладонью.

Кирилл, судорожно сглотнув слюну и чувствуя, как от ужаса немеет лицо, снова занес ногу и пнул ладонь.

Та приняла удар и вцепилась в ботинок. Кирилл взвыл: ему показалось, что нечеловеческая сила сейчас сомнет ему стопу и переломает кости. Рука дернула его ногу на себя, и Кирилл не удержался, со всего размаху шлепнулся на пол, снова взвыв – на этот раз от боли в отбитом напрочь копчике и ушибленном затылке. Рука еще раз дернула его ногу, выкручивая и выворачивая стопу. Подвывая, Кирилл стал бить по ней второй ногой, то и дело промахиваясь, попадая то по лифту, то по своей же ноге. Рука не отпускала. Тогда он уперся в нее рантом ботинка и стал отскребать, сталкивать пальцы с себя. Пустить в ход собственные руки он не решался – что-то подсказывало ему, что если жуткая ладонь вцепится в них, то сражение будет в тот же момент проиграно.

Наконец рант удачно уперся в то, что у нормальных людей является большим пальцем. Кирилл напрягся, вытянулся в струнку, резко вывернул пойманную ногу, прижимая руку к дверям, дернул вторую, словно стесывая руку вниз, – и, только отлетев к противоположной стене, понял, что ему наконец-то удалось освободиться.

Рука, изрядно помятая, потоптанная, с содранной кожей, с сочащейся из ранок мутноватой жидкостью – по кабине разнесся отчетливый запах сероводорода, – медленно шевелила пальцами, словно пытаясь понять их наличие и число.

Кирилл размахнулся и стукнул ее папкой с рефератом. Потом еще и еще. Как муху! Как поганую! Навозную! Мерзкую! Вонючую! Муху! С каждым ударом он выплевывал эти слова в воздух, словно пытаясь напугать руку.

Что-то из этого возымело действие – во всяком случае, рука еще немного подергалась, а потом уползла обратно, за двери.

То ли механизм, сдерживающий дверь, был слишком тугим, то ли у существа снаружи была лишь одна рука, но сейчас кабину снова ощупывала-осматривала-обнюхивала та же самая уже изрядно помятая конечность. При этом она то и дело отщипывала куски резиновой обивки дверей – видимо, чтобы увеличить проем. Щель действительно расширялась – пусть и на сантиметр-полтора, но достаточно для того, чтобы через нее просунулось уже предплечье, мускулистое и крепкое.

Кирилл смотрел на все это и методично сворачивал выдранные из реферата листы в плотный кулек. Когда-то давным-давно – ему казалось, что все происходило с ним давным-давно в какой-то иной жизни – он читал о чем-то подобном. Теперь настал момент проверить знания на практике. Точнее, нет, не проверить. Использовать.

Он не ощущал своего лица, ноги существовали у него лишь где-то на уровне колен – во всяком случае, именно там дергалась какая-то жилка, – а все остальное тело охватило мертвенное, свинцовое оцепенение ужаса. Работал лишь мозг – четко, прямолинейно, не вдаваясь в подробности и не отвлекаясь на рефлексии. Кирилл вертел кулек и меланхолично прикидывал, что же это такое – там, за дверями.