А потом девушки занялись мной. Отмывать мои грязные ноги было уже некогда, так что хотя бы лицу попытались придать болезненный вид. Не знаю, как они собирались этого добиться, но…

– Муки! – прокричала Меган.

– Сажи и золы! – вторила ей Агна.

В оставшееся время до визита гостей мне выбелили лицо, натерли под глазами и щеки серой золой, на голову водрузили невероятный ночной чепец, губы намазали маслом, а потом аккуратно присыпали той же золой. В итоге из меня получилось невероятно бледное пугало с растрескавшимися губами и запавшими щеками и глазами.

– Вам бы только гримерами в Голливуде работать, – пробормотала я, разглядывая свое отражение в ручное зеркальце.

Только любоваться на себя мне долго никто не дал. Примчался взмыленный младший сын Порриманов, поставленный на карауле.

– Уже в воротах! – замахал он.

Меня, в чем была, прямо с мокрым подолом, только фартук грязный стащили, запихнули в кровать, и едва успели укрыть по самую шею, как во входную дверь вежливо постучали.

– Миледи, вы только посильнее кашляйте, когда они к вам войдут, – предупредила меня напоследок Меган и вышмыгнула из комнаты. Я осталась в одиночестве потеть под стеганым одеялом.

Все, что мне оставалось, это лежать, надеяться, что «грим» не потечет от жары, и подслушивать.

Похоже, дверь открыла Меган и завела незатейливый разговор с выяснением, кто такие благородные господа и что они желают от хозяйки, которая изволит отдыхать. Представление ею было разыграно мастерски. Я порой даже думала, что ей бы в театре работать – такой талант пропадает. Потом, после беседы с приезжими, она зашмыгнула обратно в комнату и громко, явно для находящихся по ту сторону двери, поинтересовалась:

– Миледи, вы уже встали? – И тут же шепотом: – Покашляйте.

Я честно попыталась, но вышло не особо. Очень сложно кашлять, будучи совершенно здоровой.

Меган скривилась и стала делать отчаянные жесты и гримасы, чтобы я повторила погромче, но это у нее вышло так потешно, что я едва не расхохоталась. Зато от усилий сдержать смех я подавилась и действительно раскашлялась. Девушка довольно показала мне большой палец, а после, открыв дверь, пригласила посетителей в комнату.

С яркого света в полумрак вошли двое мужчин, внимательно вглядываясь в окружающее. Лишь притерпевшись к освещению, они увидели стоящую у противоположной стены кровать. Сделав пару шагов по направлению ко мне, они внезапно сморщились и с опаской остановились. Я не поняла, почему это произошло, но старательно продолжала разыгрывать умирающую.

– Что с миледи? – осторожно уточнил один из них, русоволосый парень с правильными чертами лица, у которого под левым глазом был небольшой шрамик. Я узнала его: он тогда был в парке вместе с Кларенсом.

– О! – драматически заломила руки Меган. – Миледи давно нездоровится. Еще с зимы. – И шепотом специально для них добавила: – Чахнет. Похоже, чахотка у нее.

Я поняла, что нужно подать какие-то признаки жизни. Поэтому я пошевелилась и слабеющим голосом поинтересовалась:

– Меган, кто пришел? – и напоследок закашлялась. Одеяло предательски начало сползать.

– Это друзья милорда, – пояснила девушка и обратилась к мужчинам: – Вы можете подойти, поговорить с ней, а то так далеко ей трудно общаться. – И уже в сторону: – Хотя я бы не советовала. Заразная она.

Естественно, мужчины даже с места не двинулись, а я, вцепившись изнутри в одеяло – ручки-то после поливки у меня были не совсем чистые, – вновь постаралась правдоподобно закашляться. Вышло не очень. Одеяло продолжило предательски сползать.

Услышав мой неправдоподобный кашель, Меган тут же нашлась:

– Ох, совсем из сил выбилась бедняжка. Всю ночь так кашляла, так кашляла! И кровь уже горлом идет…

И тут в комнате появился новый персонаж:

– Что здесь происходит?!

Это вошел отец Митчелл. За его спиной я разглядела потрясенное лицо Джонатана.

– Святой отец! – тут же нашлась Меган. – Похоже, сегодня вы зря пришли. Она еще жива. Отпевать не нужно, но, возможно, завтра…

Никогда в жизни я не видела настолько шокированного человека! Лицо пресвитера вытянулось, а рот приоткрылся из-за того, что челюсть самым натуральным образом отвисла. Джонатан точь-в-точь походил выражением лица на пресвитера.

Друзья Кларенса, естественно, обернулись, чтобы посмотреть на пришедших, а я в это время уселась на кровати и принялась семафорить отцу Митчеллу и Джонатану, чтобы они не выдавали меня и вообще хранили молчание. Одеяло рухнуло на пол, и я судорожно склонилась за ним. На шум начали оборачиваться друзья Кларенса, но Меган, стоявшая ко мне боком, увидела мои кульбиты и вцепилась ближайшему в рукав.

– Это святой отец Митчелл, – указала она на пресвитера, – он с самого начала болезни поддерживает миледи, навещает ее и даже проводит в последний путь.