– Да я уж, не упомню. Хотя знаю царство Лидийское от имени царицы той, царство Мизаремы и царство Шумеры. Все они были довольно схожи между собой и время от времени создавали склоки вокруг, дабы от себя что-то отодвинуть, а другой величие распутства пустить. В мои времена те царства также в путь двинулись. На землях других и осели. Не могли они все же противостоять другим.

– Как же тебя люди избрали?

– А некому было возглавлять все то, что от племени-роду нашего осталось. Разбежались те, кто слыл побогаче в разные стороны. Слыхал я даже, что к другим берегам подались. Вплоть до места того, куда Анамнехон-фараон ходил по морю. Сам я того не изведал лично, мало прожил. Люди упросили стать их вождем, и все совместно город мы обосновали. Римом назвали его. Долго ходили окружно в поисках места, да так возле моря и осели. Все же теплее там было. Холод белый меньше разносился, и беда стороною прошла.

– А, что же дальше случилось? Почему они изгнали тебя?

– Не понравилось им, что я стал закон чтить тот, ранее Богом нашим обозначенный. Слишком строг для них оказался. А хотели все попроще жить. Так, чтобы меньше к порядку приводить себя и больше на море то глазеть от утра до полуночи, когда Луна на море то спадет. Решил создать я свой музей небольшой и дары все от людей снести в одно место. Но исколотили меня за то. Думали, что хотел я руку к их сокровищу приложить. Хотел также гору воздвигнуть и город великий обосновать. Но люди трудиться не захотели. Только собою, кто как мог, и занимались. Тогда, решил я войско небольшое создать и управлять всем, как и полагается. Вот тут все супротив и стали. Некому кормить то войско и зачем оно нужно вовсе. На том порешили, а меня переизбрали или сдвинули. На место же то избрали другого - Аристотеля. Говорил он ладно и губы им всем, словно сладким плодом смазывал. Велел гнать меня из города и слушать его. Он вроде как Богу служит и по роду к жрецам относится. Даже знак им показывал какой-то. Я того не видел, далеко от него стоял. Но люди поверили и тут же почести все воздали. Меня же палками побили и за город удалили. Так и прожил я совсем немного. Подослали ко мне убийцу от самого Аристотеля. Не хотел он, чтобы я возле его власти влачился. Так вот, моя жизнь та и была загублена, и было то отроду мне всего тридцать лет. Ровно в день смерти то и исполнилось. Бог очистил меня и на небо поднял. Ум соединил другой и вновь на землю опустил. Но то уже в другой жизни было. А по тому все.

– Спасибо тебе, Аристид. А можешь ответить еще на вопросы?

– Могу, если знаю, что сказать по ним.

– А скажи, почему народ твой феноклами прозывался?

– Это давняя история. Когда-то был вождь у нас. Звали его так - Феноклид. Поэтому, людей так по роду его и обозвали. То время было еще Анамнехона отца правление.

– Теперь, ответь мне еще на такой вопрос. Почему ты согласился на людской уговор тогда и почему по их слову все то оставил бесследно?

– Так Богу было угодно. Он велел поступить таким образом и в первом, и во втором. Слышал я его голос внутри себя, а иногда, даже записывал слово какое, им сказанное для блага и дела общего.

– Но от тебя, как говорят, ничего не осталось?

– Не знаю я того. Что писал - то людям ведал. Правда, при жизни того не показывал. Все мои труды так и остались непрочтенными, думаю. Кому то было нужно, если каждый пекся о своем благе личном, а больше ничего не надо.

– Не винишь ли Бога самого в своей смерти ранней?
– спрашивает сам Бог.

– Нет, то сотворили люди или один из них. Бог желал лишь всем добра и славы в труда величии. Так думал я всегда и опосля с тем же остаюсь.

– Ну, что ж, прощаю тебе твои грехи ранние от чрева людского, в пороке затеянного, и возвожу на небеса, дабы мысль твоя в душе состояща там сохранялась до дня великого и благого.

– Благодарю тебя, Бог, за доброту великую. Оставляю человека того и ухожу, как и велено. Но опосля себя след в душе его оставляю и отдаю силы величие в праздности только ума.

– Хорошо, что так поступаешь. Долго не задерживайся. Время уходит и душа твоя вновь чем загрязниться может, - говорит Бог.

– Уже иду, следом за тобою ступаю. А след сам уже сотворил и часть ума своего человеку оставил. Пусть, благо им творится, и горе людское трудом великим его окупается. Прощай, человек, удаляюсь от тебя и вместе со словом божьим вверх уношусь.

Это был Аристид и в душе-теле одного содержался до времени исторической очистки его. Практически, мало что почувствовал тот человек, ибо душа чиста была и до того, и только его мыслью порочною в жизни могла немного очерниться.

– То душа светлая и мною нарочно на свет пущенная, дабы узнали вы большее и усмотрели в другом всяку ложь, - говорит сам Бог и велит переходить к оповествованию другому, которое в главе иной будет содержаться и по-иному именоваться.

Глава 3

Неисправимый Аристотель

Об Аристотеле уже говорилось и повторяться в очередной раз не будем. Но на сей раз действительно по "коридору темному" пройтись будет нужно, дабы беседа наша состоялась, и ответы мы получили.

Так и поступаем. Вниз по коридору опускаемся и к двери одной приближаемся.

Из-под нее свет яркий просачивается и в глаза наши больно бьет. То дверь в ад людской, где души те заблудшие срок свой мытают и очистить себя в годах пытаются.

Беремся отважно за ручку двери той и сразу глаза свои заслоняем от света, нам навстречу рвущегося.

Затем дверь резко открываем и также быстро уже за собой закрываем, чтоб душа какая недоочищенная наверх ранее не вырвалась.

И вот, мы уже внизу и пред рекой останавливаемся. Там ожидаем немного, а затем благодаря паромщику или лодочнику на другой брег переходим. А дальше поле большое нас встречает, и душ полным-полно там бродит вокруг.

Имя то быстро взываем и рот рукой прикрываем, чтоб пакость какая адская к нам внутрь не взошла. Появляются сразу тени светящиеся многие.