– Геродот я, - душа та отвечает, - ранее Анимастидом прозывался. Но то уже забыто давно и даже памятью моей стерто. Только Бог вот и помнит. А назвался я Геродотом потому, что любил всякие рассказы сочинять, песни возводить и людей до нитки обирать. Бывало, так заговорю кому зубы, что он без рубахи нательной и останется. Тогда, нить ему в руки даю и говорю так:

«Иди, раб божий. Нить - то одежда твоя. Ею укрывайся и ничего не бойся».

Так вот и ходили они, пока заговор мой не пройдет и кто из люда какого его не опросит, пред тем хорошо потряся.

Имя мое сложено из нескольких частей, как раз детство мое и обозначающих. Сами догадайтесь, что и как, а я разговор продолжу.

По молодости служил я царю Анимеду. Это в Греции возле Афин состояло. Родом из древнего племени гойев состою. Был когда-то мой дед шаманом, отец также дело то продолжил, да и я вот так обернулся. Прослыхав, что в городе одном наместник римский умер, я туда поспешил, чтоб место то занять. Люди тогда клич такой создали. Кто достоин будет - тот и место то заполучит. Римлянин Крит всем тем делом ведывал. Сам в другой стороне состоял, но земля та ему подчинялась. Вот он и решил, кого поснадобнее себе подобрать. А надо сказать, что когда-то я тому Криту подмогнул в деле одном, еще будучи вовсе младым подростком. Оттого, надежду имеючи, я туда и отправился.

А был тот город древний, Спартой именующийся. Как раз недалеко от Афин он и состоял. Пришел я туда и вмиг в единоборство по лживости ума вступил. Надобно было что-то сотворить такое, чтобы царю тому критскому понравилось.Вот тогда и прибег я к тому,что уже сказал. На глазах у всех без ничего зубы одному заговорил, да так голым с ниткой по миру пустил. Обошел он весь круг людей. Многие смеялись над ним и пальцем тыкали. Но того оказалось мало. И другие могли то же сотворить, хотя и в меньшей степени.

Потому, царь Крит решил другое изведать. Дал он задание каждому, чтобы придумали мы вымысел какой, от которого все смехом исходить будут и за животы от боли хвататься. Тут-то я и блеснул своим мастерством и царю, как говорят, угодил. Но и этого оказалось мало.

Царь дал новое задание мне, да еще трем, что остались. Велел он на ночь засеять поле небольшое, а на утро собрать по крупинке все зерна, что по нему рассыпаны.

«Так, - говорил, - я ваше трудолюбие проверю».

В общем, поделили участки те и делом занялись. Думал, я думал и, наконец, мысль мне в голову сошла. Засеяв все то, не стал я долго ждать, а сразу на поиск его хватился. Стал разрывать землю руками и по зерну в рот, словно в кладовую, складывать. Увидали то другие и, как я, поступили. Рассердился я на них, но поделать ничего не мог. Тогда, остановился и вновь в мысль окинулся. Долго думал я и в конце концов, добился своего.

Решил я использовать голубей для того. Собрал их немного и на поле то пустил. Кто наедался из них и дело то бросал, то сажал их в клеть небольшую. Другие усмотрели то, но не поняли, что я хочу этим сотворить, да так и продолжали по земле рыскать, до ночи и до утра. Голуби же мои быстро с делом справились и все в клети той расположились.

Ночь наступила, я голубей тех распотрошил и зерно собрал все воедино. А наутро предстали мы все пред царем.

Каждый нес свою долю и Криту тому показывал. Удивился он, когда я ему свою долю принес. Наибольше всех у меня было. Думали, что я припрятал, и царь уж хотел голову мне отрубить, но тут люди вступились, сказав, что я голубями их собрал. Понравилось то царю, и так я опосля стал небольшим правителем города того Спарта.

Но недолго пришлось мне там править. Вскоре царь Крит позвал меня к себе и велел при нем оставаться, советом помагать и дело какое делать.

В Спарте же другого поставили, уже из тех, кто со мною тогда состязался. Были и для них состязания небольшие, которые царь тот придумал.

Я же в том не участвовал, а только наблюдал. Вначале мне не понравилось то, что я к царю тому, как в слуги подался. Но по времени, сильно мы с ним сдружились и были яко отец и сын по возрасту, а в дружбе, словно братья родные. Так вот года мои молодые и шли.

Не захотел царь Крит после себя наследников оставлять. Дело свое мне доверил и меня же сыном своим назвал. Правда, я и сам в деле том постарался и довольно близко к царю тому стал. А была у того царя Крита дочь Юнона. Млада была и красива. Вот на ней я женился спустя лет несколько и так вот римлянином стал. Был закон такой. Кто в семью римлянина со стороны входит, тот им и становится. И закон тот я же и придумал, Крита к тому подводя и мысль хорошо, словно зубы, заговорив.

Вскоре Крит тот умер и вместо него стал я править. Хорошо было мне тогда. Что хотел, то и творил. Жена, хоть и красива была, но по мнению моему, не особо сладкоедна в деле одном.

Потому, совсем скоро я в блуд пустился. Ходил по разным другим местам и везде свое получал. Случалось, что и жена меня заставала, но на дело то не серчала. Так было принято у римлян. Тогда я и вовсе осмелел. Стал дев тех к себе приводить, а вскоре ими же и окружил.

Юнона не была ревнивой или какой-то злоядной. Все то спокойно приняла и в «дело» мое вовсе не вмешивалась. Так я издал свой первый параграф для парфинян или парфян. Место то было парфянским. В нем указал, что всякому можно блуд тот разводить и у себя дома, все что угодно сотворять.