Шрифт:
– Боже, Роф, когда я только что проснулась без тебя...
– Это ужасно. Я знаю. Я чувствую тоже самое... или даже хуже. Я не знал, вдруг я запорол все настолько, что пути назад нет.
– Нет же. – Послышался шорох, будто она меняла положение на кровати. – Кажется, я знала, что мы с тобой работали в параллельных режимах в последнее время. Я просто не понимала, сколько времени мы упустили... и всего остального. Поездка на Манхэттен, когда мы сбежали вместе, смогли поговорить. Такого давно не было.
– Честно говоря, это еще одна причина, почему я не хочу ребенка. В настоящий момент у меня едва получается поддерживать контакт с тобой. Мне нечего предложить ребенку.
– Неправда. Ты стал бы замечательным отцом.
– В параллельной вселенной, может быть.
– Так, как мы поступим? – спросила она спустя мгновение.
Роф потер глаза. Блин, его мучило адское похмелье.
– Не знаю. Правда, не знаю.
Они высказались так, как должны были в самом начале. Благоразумно. Спокойно.
На самом деле, проблемы с этим были у него, а не у Бэт.
– Мне так жаль, – сказал он снова. – Мы не далеко продвинулись, по стольким направлениям. Но я не могу ничего... блин, мне чертовски надоело чувствовать себя импотентом.
– Ты не импотент, – сказала она сухо. – Это мы давно доказали.
В ответ он мог лишь стиснуть зубы.
– Когда ты возвращаешься домой?
– Сейчас. Думаю, сяду за руль... уверена, здесь найдется машина.
– Подожди до темноты.
– Роф, мы уже проходили через это. Я прекрасно переношу солнечный свет. К тому же, сейчас почти пол пятого. Осталось совсем чуть-чуть.
Когда он представил ее под ярким дневным светом, его желудок замутило... и он вспомнил, как Пэйн назвала его скрытым шовинистом. По сравнению с беспокойством о своей шеллан, было намного легче накладывать свое вето. Проблема в том, что это причиняло Бэт.
Он серьезно не мог запереть ее в золотой клетке, только чтобы не сходить с ума из-за ее безопасности.
И, может, эта проблема с беременностью для него – просто более глубокий оттенок трусости...
– Хорошо, – услышал он себя. – Все нормально. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю... Роф, подожди. Прежде чем положить трубку.
– Ага? – Когда повисло молчание, он нахмурился. – Бэт? Что такое?
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
– Что угодно.
Она заговорила не сразу. И когда закончила, он закрыл глаза, откинув назад голову.
– Роф? ты слышал меня?
Каждое слово. К несчастью.
И он собирался выдать что-то в духе «ни за что на свете», но потом вспомнил, как проснулся без нее.
– Хорошо, – выдавил он. – Конечно. Я сделаю это.
Глава 26
Стоя перед зеркалом гардеробной, Сэкстон защипнул концы бабочки пальцами и затянул узел. Он отпустил узорчатый шелк, и аксессуар сохранил форму и симметрию как хорошо тренированный щенок.
Отступая назад, он поправил только что постриженные волосы и накинул кашемировое зимнее пальто от Марка Джейкобса101. Дернул сначала один рукав, потом второй; затем вытянул руки так, чтобы из-под его пиджака показались запонки.
Эти запонки были без фамильного герба.
Те он больше не носил.
Нет, В&А102 из сороковых, сапфиры с бриллиантами, в платиновой оправе.
– Я уже использовал одеколон? – Он окинул взглядом флаконы Гуччи, Прада и Шанель103, выстроенные вряд на зеркальном подносе с медными ручками. – Чего молчите?
Понюхал запястье. О да, «Эгоист»104, причем запах свежий.
Развернувшись, Сэкстон прошел по кремовому мрамору, обильно испещренному прожилками, и вышел в свою абсолютно белую спальню. Проходя мимо кровати, он испытал желание снова заправить ее, но это говорили нервы.
– Проверю еще раз.
Взбив подушки и вернув покрывало в то же положение, в каком оно было до того, как он ушел одеваться, Сэкстон посмотрел на старые, винтажные часы «Картье» у изголовья кровати.
Откладывать больше нельзя.
И все равно он окинул взглядом белую кровать и белые кресла. Оценил белые мохеровые ковровые дорожки. Подошел к камину и убедился, что картина Джексона Поллока105 висит идеально прямо.
Это не его старый дом, Викторианский, в котором Блэй когда-то провел день. Это другое место, одноэтажный дом Фрэнка Ллойда Райта106, он купил его сразу же, как предложение поступило на рынок... разве могло быть иначе? Ведь их осталось так мало.