Шрифт:
Я хмурюсь.
— Ты?
— Хм..., — он берет меня за руку и проводит в гостиную. Стол накрыт — английский чай, сэндвичи, булочки, сливки, малиновое варенье, пирожные.
Я перевожу взгляд на него и стараюсь не разрыдаться.
— Ты знал, что она не собирается устраивать чаепитие.
— Я не знал, но догадывался. Но я должен был дать тебе возможность понять самой.
— Ах, дорогой, — шепотом говорю я. — Я так тебя люблю, что никто даже не сможет предположить насколько сильно, потому что это невозможно передать словами, насколько сильно я люблю тебя.
— Отлично, — соглашается он с широкой улыбкой.
10.
Виктория Джейн Монтгомери
Здравствуй, мамочка, — тихо здороваюсь я.
— Здравствуй, дооорогая, — с волнением тянет она слова, направляясь ко мне и крепко обнимая за плечи, громко целуя в обе щеки. В уголках ее голубых глаз залегли морщинки, но глубоко внутри я вижу что-то, что сбивает меня с толку. Это не я, а она, находится на краю помешательства.
— Как ты? — спрашивает она, но в ее голосе слышится какой-то дикий зов.
Мы с мамой никогда не были близки, но теперь я понимаю, что она может оказаться моим самым полезным союзником. Я улыбаюсь своей самой милой улыбкой.
— Я чувствую себя прекрасно.
— Я думала, что это будет самый ужасный день, но не предполагала, что он будет таким милым?
Конечно. Погода. Она говорит о погоде, как будто я совсем чужой ей человек, которого она встретила в деревенской пекарне. Очень по-английски. Я уверена, что могу тоже об это поговорить, поэтому поворачиваюсь в сторону окна, за которым светит солнце.
— Да, ты права, сегодня прекрасное утро.
Мама, как-то неуверенно поднимает правую руку к своему лицу, и в этот момент мне кажется, что она превратилась в какое-то жалкое существо.
— Они с тобой хорошо обращаются?
— Да, все очень мило.
— Ох, хорошо, — с облегчение выдыхает она.
— Как папа?
— Ну, он, конечно, скучает по тебе. Он не может дождаться, когда тебе станет лучше, чтобы ты могла вернуться, — радостно говорит она.
— И когда ты думаешь это случиться, мама?
Мать неуверенно моргает, напоминая мне оленя, ослепленного светом фар на проезжей дороге.
— Ну, как только тебе станет лучше, моя дорогая.
Ах, видно не скоро, но она продолжает говорить.
— Не волнуйся об этом. Просто быстро поправляйся. Ты же принимаешь все лекарства и делаешь все, что советуют врачи, правда ведь? Поэтому очень скоро будешь дома. Может тебе стоит пожить с нами какое-то время. Мне никогда не нравилась идея, что ты в одиночестве пребываешь в этой квартире в Лондоне.
— Да, это неплохая мысль, мне стоит пожить с вами.
Она улыбается от мысли, что я переберусь к ним.
— Хочешь, я что-нибудь тебе принесу, когда приду в следующий раз?
— Да, я хотела бы почитать книги, которые ты читаешь.
Мама хмурится.
— Но я читаю только романы.
— Да, но в них все красиво.
— Но ты ненавидишь романы.
— Я передумала. Здесь библиотека в довольно отвратительном состоянии, и наполнена только заунывными трилогиями.
Она широко улыбается.
— Да, я принесу тебе некоторые из своих любимых.
Я смотрю на ее брошь, она не самая лучшая, которая у нее имеется.
— Мамочка, можно мне твою брошь?
Ее рука тянется к ней.
— Эту?
Я киваю.
Она хмурится, пребывая в полном замешательстве, не совсем понимая, с какой стати я вдруг хочу получить ее брошь.
— Зачем?
— Я бы хотела, чтобы она была со мной, пока я нахожусь здесь, тогда она могла бы напоминать мне о тебе по ночам, когда мне совсем одиноко.
— Конечно, конечно, — она снимает ее дрожащими руками и отдает мне.
— Спасибо, мама, — наши пальцы случайно соприкасаются друг с другом, и прежде чем она убирает руку, я чувствую ее гладкие, с слегка выпирающими костяшками пальцы. Ее глаза встречаются с моими, они кажутся немного испуганными. Теперь она боится меня, зная на что я способна.
— Я не очень хорошая дочь, да?
Она яростно отрицательно начинает трясти головой, маленькая лгунья.
— Я знаю, — продолжаю я, — я не была хорошей дочерью. Я была слишком... одержимой.