Шрифт:
Дарлинг сдержанно улыбается — его нельзя назвать религиозным человеком, однако атеизм Сикерта выглядит чересчур демонстративным.
— Должно быть, это ужасно скучно — быть призраком! — продолжает художник. — Проводить здесь день за днем до скончания века — ни выпивки, ни женщин, ни светских развлечений… Как это грустно, черт возьми!
— Может быть, но меня больше беспокоит то, что мы остались без прислуги, — отвечает Дарлинг. — Я неприхотлив, мне не нужен потомственный дворецкий с отличными рекомендациями. Достаточно, если это будет честный малый, который хорошо знает свое дело и не слишком суеверен.
— Я понимаю. Постараюсь подыскать вам прислугу сегодня же! — обещает Сикерт. — Это будет моей платой за ваше гостеприимство. Я просто обязан это сделать. Черт возьми, я знаю, дружище, что иногда бываю невыносим, а ваша кротость сделала бы честь святому Франциску!
В тот же вечер он исчезает почти на сутки и проводит их, вероятно, в одной из своих студий в Уайтчепеле. Гарольд Дарлинг не раз за последние дни жалел о том, что предоставил убежище эксцентричному художнику, но теперь вынужден признать, что в его отсутствие чувствует себя немного не по себе. К счастью, Белл согласился остаться еще на несколько суток — как бы он ни был напуган, чувство долга возобладало над страхом.
Дарлинг запирается в библиотеке, листая одну из книг Джона Беккета. Он кутается в плед, за стенами дома гуляет холодный ветер, стекла вздрагивают, и где-то наверху, словно под чьими-то неторопливыми тяжелыми шагами, поскрипывают половицы.
Она сказала, что ей тридцать пять, что она умеет прислуживать и не раз служила у разных господ. Рекомендательных писем у нее, правда, нет, но она смогла назвать несколько фамилий. Похоже, что ее хозяевами были исключительно иностранцы.
— Как тебя зовут? — спрашивает Дарлинг, Сикерт поворачивает ее голову за подбородок, чтобы оценить профиль. Это явно смущает женщину, но она не осмеливается возражать — видно, что ей очень хочется получить это место.
— Элизабет Страйд, сэр, — она улыбается. — Но все называют меня Длинной Лиз.
— Думаю, мы не будем тебя так называть! Ты замужем? — задает вопрос Сикерт.
— Я вдова, сэр, — она грустно вздыхает. — Мой бедный Джон, упокой Господь его душу! Мы все — я, он и наши дети, у нас было пять детей, сэр… Мы все плыли на «Принцессе Алисе», и все до одного потонули, сэр…То есть они-то все потонули, а я осталась жива.
— Ну, это очевидно! — кивает Сикерт с серьезным видом.
Десять лет тому назад, третьего сентября 1878 года, прогулочный пароход «Принцесса Алиса» столкнулся на Темзе с судном, перевозившим уголь. «Принцесса Алиса» переломилась пополам и пошла ко дну, унеся с собой большую часть своих пассажиров — количество жертв оценивалось приблизительно в шестьсот-семьсот человек. Элизабет Страйд уверяла, что среди них были ее несчастный супруг и пятеро детей. Это вполне могло быть правдой. Кроме того, она сообщила, что лишилась нескольких зубов во время кораблекрушения, когда вскарабкивалась на обломки, пытаясь спастись. Она прикрывает рот рукой, когда говорит; если бы не отсутствующие зубы, ее можно было бы назвать красивой.
— У нас была кофейная лавка на Поплар-Хай-стрит, но мне пришлось все продать.
Еще она сообщает, что урожденная жительница Лондона, но не общается со своей семьей.
— Это из-за наследства, сэр. Мой дядя оставил после себя деньги, но я не получила ничего. Поэтому мне пришлось искать работу и жить в ночлежках. Конечно, я обиделась на них, сэр!
— Понимаю, — Уолтер кивает. — Я бы тоже обиделся!
Сикерту она нравится.
— Где вы отыскали эту женщину? — интересуется Дарлинг.
— Мне порекомендовали ее в работном доме как опрятную и умную работницу. Послушайте, старина, — начинает он как обычно, когда хочет убедить американца. — Вы же сами знаете, что Белл обходился чертовски дорого. К тому же у него в крови все эти шотландские суеверия, а Элизабет будет крепко спать по ночам, а не прислушиваться к шорохам…
Еще он собирается написать ее портрет.
— Это кстати, послужит гарантией на случай, если нам вдруг придется ее разыскивать!
— Вы сама предусмотрительность! А вы не подумали, как это будет выглядеть? Женщина будет жить в доме с двумя одинокими мужчинами?
Сикерт в ответ только улыбается.
— О, да вы просто пуританин! Не придавайте этому большого значения, мы всегда сможем избавиться от нее. Или вы предпочли бы старую каргу, страдающую ревматизмом и забывчивостью?.. Я шучу, не обращайте внимания. Кстати, как там поживает моя супруга? — Он смеется. — Знаете, я унаследовал от отца крайне несерьезное отношение к браку. Вы не заходили к Эллен, чтобы засвидетельствовать почтение?
— Нет, я не такой хороший актер, как вы, и не хочу притворяться без необходимости.
— А что с Его Высочеством? — Сикерт начинает расставлять на столе шахматы. — Он, кажется, собирался поставить все точки над «i» в этой истории с его любезной Энни.
О, да, — на другой день после нашей неудачной поездки он все-таки навестил приемных родителей девушки и с порога заявил им, что знает, что она уехала из Англии. Меня там не было, его сопровождал Джеймс Стивен. Он уверяет, что им удалось привести этих милых людей в замешательство, но потом, как и следовало ожидать, Эдди растерялся, начал мямлить — словом, преимущество было потеряно, как говорят шахматисты… Тем не менее кое-что они все-таки сказали. Энни в Европе; им дали денег за молчание — кто именно они, похоже, сами не знают, но нетрудно догадаться. Эдди отправился во дворец, однако на полдороге стушевался. Он чертовски боится своей бабки. Думаю, потом он все-таки говорил с королевой и вот в результате оказался в Шотландии!