— Нет, точно не серебряная голубянка, — возражаю я. — Определенно никакая не серебряная голубянка, — что вообще такое эта серебряная голубянка?

— Хм, — он снова смотрит на отверстие.

— Мы же уже закончили? Если ты не против, я хотел бы прогуляться со своей сетью и проверить, смогу ли я поймать торфянку, до того как нас снова начнут читать.

— Конечно, иди, — говорю я. — Полностью тебя понимаю.

Я киваю ему вслед, когда он выскакивает из пещеры.

Затем я снова смотрю на полотно. Изображение комнаты Делайлы доволно реалистично. Я хотел бы обладать талантом как Раскуллио.

— Определенно сорвется, — бормочу я и беру кисть в руки, которую Раскуллио оставил лежать на палитре. И из заднего угла пещеры я приношу старое зеркало

Делайла и я оба думаем, с изображением перед самым носом я буду в состоянии нарисовать себя хоть в некоторой степени приемлемо, даже при условии, что я никакой не художник. Я касаюсь холста кончиком кисти и оставляю маленькое пятнышко в цвет моего рукава. Затем ополаскиваю кисть и смешиваю краски в цвет моей кожи.

Но все, же медлю, откладываю кисть и иду к столу, где внутри банки все еще безрезультатно бьется об стенки бабочка. Я снимаю крышку и вижу, как она улетает через дырку в пешере.

Только на случай, если что-то поедет не так, по крайней мере, хоть один из нас будет свободен.

Глава 12

Делайла

Почему же он так долго?

Уже полтора часа я жду его, и ничего не происходит. Ничего. Ошибка.

Я могла бы раскрыть книгу.

Но я сказала ему, что не буду раскрывать книгу.

Так как, как только я это сделаю, все, что он, возможно, достиг с Раскуллио, исчезнет, и история начнется с самого начала.

— Оливер, — говорю я громко. — Это смешно.

— Ты сорвала слова с языка.

Я съеживаюсь, когда слышу голос моей мамы. С озабоченным взглядом она стоит в дверях.

— Делайла, уже за полночь. И ты весь вечер разговариваешь сама с собой. Пожалуйста, не возражай мне сейчас. Я слышала тебя за дверью...

— Ты подслушивала за мной?

— Сокровище мое, — говорит мама и садится на кровать. — Может быть тебе нужен кто— то, чтобы поговорить? — она медлит.— Кто-то, кто существует в действительности, я имею в виду.

— Я разговариваю с кое-кем...

— Делайла, я знаю признаки депрессии, и я знаю, что при этом испытывают. Когда твой отец покинул нас, я вынуждена была заставлять себя вставать с кровати только для того, чтобы отвести тебя в школу, и затем проводить остаток дня так, как будто все в порядке. Но ради меня тебе не нужно разыгрывать театр.

— Мама, я не в депрессии...

— Ты часами сидишь в своей комнате.

— Ты говоришь, что ненавидишь плавание, ненавидишь школу. И твоя единственная подруга выглядит как вампир...

— Ты всегда же рассказывала мне, что не нужно осуждать людей за их внешний вид, — возражаю я и начинаю сразу думать об Оливере. — Со мной все в порядке. Я хотела бы остаться одна.

По выражению лица моей матери я понимаю, что именно это я не должна была говорить. — Я попытаюсь назначить прием у доктора Духарме на понедельник...

— Но я не больна.

— Доктор Духарме — психолог, — говорит моя мама нежно.

Я хочу возразить, но прежде чем я могу открыть рот, я замечаю, что за левым плечом моей матери что-то блестит.

— Это рука.

Бестелесная, парящая, практически прозрачная рука.

Я моргаю и тру глаза. Мне нужно как-то сделать так, чтобы моя мама покинула комнату, и прямо сейчас.

— Ну, хорошо, — говорю я. — Как ты хочешь.

Она остается стоять с открытым ртом. — Прости? Ты не устроишь из-за этого сцену?

— Нет. Доктор Дувахиммер. Понедельник. Поняла. — Я поднимаю ее и открываю дверь.

— Господи, я совсем не заметила, как я устала!

Спокойной ночи!

Я закрываю дверь и поворачиваюсь, убежденная, что рука исчезнет, но она все еще там, да еще и вторая рука появилась там же.

Только рука плоская и двухмерная.

Как в комиксе. Я опасалась именно этого, Оливер должен был создать переход в наш мир.

Мне было бы лучше, если бы он остался таким, какой он есть, и ничего бы не менялось. Если бы только другие люди,