Я сел на трамвай и поехал на этот раз в местный ОВД. Выяснилось, что следователь, который вел в 95-м году дело о пожаре в «Тупике», уже вышел на пенсию. Там мне удалось достать его домашний телефон. Ответил мне глухой, надтреснутый бас пожилого человека. Сначала он совершенно не расположен был говорить об этом деле, но когда я представился сыном погибшей при пожаре, он сдался.

Я нашел следователя в двухкомнатной квартире в одной из более менее пристойных для поселка девятиэтажек. Это был коренастый, кругловатый мужчина с комплекцией бывшего боксера или чемпиона по вольной борьбе в отставке, загорелым мужественным лицом, коротко постриженным ёжиком совершенно седых волос. Я представился и хотел было уже предъявить свой паспорт, но он показал жестом, что этого делать не стоит.

– Я вижу, что вы не врете, - внимательно оглядев меня с ног до головы цепким следовательским взглядом, сказал он.
– Точная копия матери.

– Вы знали мою маму? – голос мой предательски дрогнул.

– А кто ж её тут не знал? Не по одному делу она проходила, не по одному…

Мы сели на кухне. Уютно тикали в углу часы. Закурили.

Я спросил его, по каким делам она проходила. Он ответил уклончиво, ссылаясь на служебную тайну. Тогда я попросил его просто не называть ни имен, ни дат. Он согласился.

– Лично я всегда считал, что по некоторым делам она точно должна была сесть. Но никогда никаких доказательств не было. Были подозрения в шантаже, создании угрозы жизни и безопасности. Несколько жителей «Тупика» жаловались, что она им регулярно угрожает, присылает разного рода талисманы (например, куски воска с волосами, тряпичные куклы без лица и пр.) с записками. Но следствие затруднилось увидеть в этом состав преступления, хотя многие из этих людей потом таинственно исчезли. А ещё в советское время висела на ней статья за «проституцию». Часто её видели в ресторане и кафе, где она искала клиентов. Но и здесь все ей сошло с рук.

– А против Андрея Шадрина что-то было? Против моего отца?

Следователь помолчал.

– Было. Но здесь она привлекалась в качестве свидетеля. Действительно, был такой случай пропажи. Но так ничего не ясно.

– Умоляю, расскажите поподробнее…

– Вряд ли я тут чем-то могу помочь. Он пропал не в нашем округе. Я знаю лишь из того же самого источника, что и все – из слухов. Ходили слухи, что он уговорил врачей провести всестороннюю психиатрическую экспертизу и лишить её родительских прав. Её взяли тогда на принудительное лечение, где она, собственно, и провела многие годы. А тем временем он на правах отца забрал ребенка, т.е. я так понимаю, вас, и отправил его в Москву. А потом, где-то через полгода, находясь на вахте в Нижне…м, пропал, бесследно. В общем-то, в тайге такое нередко бывает, но слухи говорят, что это её рук дело, её… Месть.

При слове «месть» мне стало не по себе. Я сразу вспомнил угрожающие фразы безликой женщины из своего кошмара, особенно про «время», и подумал, что, наверное, время, данное моему отцу «на размышление», всё-таки истекло…

Я поспешил вернуть беседу к тому вопросу, ради которого я с ним встретился.

Бывший следователь рассказал, что дело было действительно трудным. Причина была в том, что пожар такой интенсивности, фактически, взрыв, мог быть объяснен взрывом газового баллона, но баллона не нашли. Как и любых других возможных причин взрыва. Отрабатывалась версия умышленного поджога со стороны соседей, в частности, при помощи бензина, однако никаких улик также не оказалось. Но самое главное следователь сказал последним, после долгой, неприятной паузы. Даже сам факт смерти был подтвержден только на основании того, что никого в доме не нашли, хотя целиком сгореть тела даже при таком пожаре не могли. Естественно, что прессе эту информацию не сообщали и следователь попросил меня её никому не разглашать.

– Так, значит, и моя мама, и мои родственники, может быть, живы? – с замиранием сердца спросил я.

– Я этого не говорил, - мрачно ответил мой собеседник. – Я сказал только, что тел не нашли.

– Но тогда кого же хоронили в гробах?

– Гробы были закрытыми и пустыми, - и после паузы, добавил. – В наших краях такое не редко бывает: мертвецы без гробов и гробы без мертвецов. – И мрачно хмыкнул.

Уходил я от старого следователя со смешанным чувством надежды и тревоги. Удивительное дело, думал я. За эти три дня я узнал огромное количество новой информации о своих родных и о связанных с ними тайнах, но при этом ни на шаг не придвинулся к разгадке! Ощущение было такое, как будто я был мухой в комнате, которая не может выбраться наружу и бьется и бьется головой о стекло, хотя открытая форточка находится рядом.

Поддаваясь более инстинкту, нежели здравому рассудку, я решил опять поехать на кладбище.

Оказался я там уже к шести вечера. Сумерки рано, по-осеннему, сгустились, окутав своим темным покрывалом деревья и дома. Великая волшебница – Тьма – одним легким прикосновением своих рук превратила тусклую обыденность в жутковатую сказку. Деревья превратились в черных великанов, протянувших ко мне свои хищные лапы, проходившие люди – в безликие призраки, а редкие уличные фонари – в осажденные со всех сторон своим вековечным врагом островки света. Я шел – и опять ощущал себя Орфеем, спускающимся в исполненные ужаса бездны Аида в поисках своей Эвридики. А вот и мой Харон, - подумал я, подходя к воротам кладбища.

И вот, я вновь иду по забытым Богом и людьми проспекту некрополя, вновь лавирую среди могил, пытаясь припомнить путь, которым шел вчера. Визуальная память у меня всегда была отличной: даже не помня точного адреса, я всегда мог найти место, в котором побывал лишь однажды. Однако того странного ощущения, что я испытал вчера, у меня уже не было. Это послужило ещё одним доводом в пользу того, что тогда я просто был взвинчен. И все же…

И все же воспоминания о странных рисунках сумасшедшей девочки не давали мне покоя. Я вспомнил о покойниках, лежащих в глубине могил, покойниках с лицами, с закрытыми глазами, и о безликой женщине, точь-в-точь из моих снов, ходящей по кладбищу.