Я посмотрел наверх и увидел, что небо безлунно, беззвездно, безоблачно. Такую ночь я не видел ещё никогда в жизни! Из портала склепа дул пронизывающий до костей холодный ветер. Я знал, что оттуда КТО-ТО пристально наблюдает за мной – чьи-то никогда не дремлющие, никогда не мигающие, вечные, как сама первобытная тьма, глаза.

Поддавшись безотчетному порыву, я сделал несколько шагов к склепу и подошел к самой лестнице. С удивлением я отметил, что даже с близкого расстояния рассмотреть чрево склепа было невозможно – его покрывала какая-то непроглядная, колышущаяся, живая тьма.

Внезапно, я услышал какие-то звуки. Где-то сзади раздалось какое-то заунывное пение под аккомпанемент флейт и постукивание барабана. Я посмотрел назад и увидел, что из черного леса выходит процессия человеческих фигур, облаченных в черные как ночь плащи с капюшонами, закрывающими лица. Четыре самые мощные фигуры несли длинный бледный, сделанный из слоновой кости, гроб на шестах. Остальные несли шесты с навершиями из круглых предметов, от которых исходил бледный, гнилостный свет разложения. Мне стало жутко и я быстро спрятался за одно из стоящих надгробий. Между тем процессия медленно подошла к тому месту, где я только что стоял. Они молча опустили гроб и встали двумя шеренгами по левую и правую стороны от него, продолжая петь под музыку.

Ужас охватил мое сердце стальной хваткой. От всех этих фигур, от пения и музыки, веяло таким духом смерти и разложения, что мне казалось, что если оно продлиться дольше, я просто-напросто умру – то ли от печали, то ли от страха. Одна мысль о том, что эти странные черные люди увидят меня, казалось мне невыносимой. Впрочем, где-то в глубине сознания я понимал, что этого не произойдет. Люди в черном, судя по всему, вообще не способны были меня увидеть…

Наконец, тональность заунывного пения и мелодии стала повышаться. И чем больше повышалась она, тем явственнее я стал замечать, что крышка гроба начинает медленно отделяться и без помощи рук подниматься в воздух. Впрочем, мне так только показалось, потому что внимательно присмотревшись, я увидел, что крышка поднимается как раз руками, но руками – изнутри гроба!!!

От ужаса я готов был спрятать свою голову под землю, как страус, если бы только мог! Потому что просто физически не мог отвести своего взгляда от зловещего видения!

Тональность пения между тем продолжала неуклонно возрастать – басы давно перешли в теноры -, а крышка гроба, наконец, поднялась настолько, что я увидел, что же за нею скрывалось!

Молочно-белая, едва тронутая синевой кожа, выцветшее когда-то белоснежное платье, чернее воронова крыла растрепанные волосы, ниспадавшие ниже пояса, и – о, ужас – абсолютно безликое лицо! Лицо без глаз, без носа, без рта! Лицо, гладкое, как поверхность яйца!

В этот момент я стал различать отдельные слова, которые чаще всего звучали в песне черных людей – по-видимому, это был припев. Впрочем, смысл этих слов был мне совершенно непонятен.

Хтулфлу Ц’хаг!

Хтулфлу Ц’хаг!

Хаш’д Мурфлзлухлу!

Хтулфлу Ц’хаг!

От этой жуткой тарабарщины, повторяемой бесконечно, под одну и ту же плачущую мелодию, под заунывные мерные удары барабана, у меня закружилась голова. Меня затошнило.

Тем временем, жуткая обитательница саркофага окончательно освободилась от крышки и теперь сидела в нем, как какая-нибудь древневосточная царица на открытом паланкине. Сходство с царицей тем более было разительным, что она одела на свои черные волосы как корону венок из бледных лилий, который лежал рядом с нею в гробу, а все руки, пальцы и шея её были унизаны блестящими серебряными украшениями с молочно-белыми камнями, тускло мерцавшими при свете странных светильников

Наконец, на самой высокой ноте прозвучало последнее «Хтулфлу Ц’хаг», ударил в последний раз барабан, взвизгнули в агонии флейты и воцарилась замогильная тишина. Даже завывание ветра из склепа прекратилось.

– Зачем вы потревожили сон Хтулфлу Ц’хаг? – раздался тихий шелест осенних листьев из посиневших губ. – Врата ’Аш’т Мах’т Фтхота ещё закрыты.

– Они закрыты, - проскрежетал, как ржавая дверная петля, один из черных. – Но уже есть ключ.

– Где… Он… - выдохнула опять «королева живых мертвецов», как я успел её окрестить про себя.

– Здесь, - хором отозвались черные в унисон.

Королева стала внимательно оглядывать все кладбище по периметру, причем когда она смотрела назад, ей не требовалось поворачиваться в гробу, в котором она сидела неподвижно. Двигалась вокруг одна голова.

Я буквально превратился в камень от ужаса. Безликое лицо вспыхнуло белесым пламенем и напоминало сейчас больше прожектор, какой бывает на боевых кораблях или маяках, который, медленно вращаясь вокруг своей оси, прорезывает, как нож – масло, лучом света ночную тьму. И чудовищный взгляд этого белесого прожектора неминуемо приближался ко мне!

Я всеми силами пытался спрятаться за могильный камень, а лучше – убежать, куда глаза глядят, но не мог. Я заледенел от мертвенного холода и не мог пошевелить даже пальцем, пока, наконец, светящийся лик мертвой королевы добрался и до меня.

Свет, как от очень яркой луны, на мгновение ослепил привыкшие было ко тьме, глаза, ледяной холод, пахнувший от фигуры «мертвой королевы», парализовал даже мои веки – я не мог моргать -, а её бледная, тонкая, - впрочем, изящная по форме, как будто бы вырезанная искусным художником из слоновой кости, - ручка с необыкновенно длинными черными ногтями указала на меня: