– Красавец, - поразился Бэл.

– У-рр-м, - согласно зевнул буг, щурясь.

– Седло тебе не идет, сплошная морока с ним, - посочувствовал Бэл.

– У-рр-м, - повторил буг.

– А без седла, просто по дружбе - отвезешь?

Буг улыбнулся шире, нырнул в почву, словно она мягче и податливее болотной жижи. Под спиной Бэла прокатилась волна, травник пискнул и невольно отстранился. Зверь вывернулся из травы прямо под седоком. Пополз из грунта. Заскрипели и ушли в мех хребтовые отростки, клацнули плечевые гребни. Бэла резко мотнуло в сторону, он ощутил себя тряпичной куклой. Буг зарычал, снова шевельнулся. Вывернул шею и щелкнул пастью у самого носа травника. Тот побелел окончательно, но пересилил страх, чтобы исполнить то, на что с долей раздражения намекал буг. Больного седока надо устроить удобно, затем подобрать нужные вьюны и помочь им, посадить на бурую шкуру и проследить, чтобы прижились.

– К утру я приготовлю травы, какие следует, - забормотал юноша, очнувшись окончательно и вспомнив о долге человека замка.
– Бэл, так удобно?

– Превосходно. Благодарю.

Буг двинулся к замку неторопливо, но даже такой его шаг вынуждал травника бежать, почтительно испросив дозволения держаться за складку загривка.

Со спины зверя мир выглядел совсем по-новому. Шкура прирастала к телу, вьюн терся о спину, кожа нестерпимо чесалась. Не чувствуя собственных двух ног, Бэл все полнее воспринимал чужие четыре и невольно, противоестественно для своего обреченного состояния, радовался. Лапы ступали широко, мышцы перекатывались под шкурой, чуткий хвост вздрагивал, шелестел иглами - и метался, ощупывая луговину.

– С ума сойти, - пьяно рассмеялся Бэл, неуверенно шевеля пальцами.
– Теперь я верю в легенду о бугадях, которые срослись и делались счастливы... Мы - разум, они - сила леса. Почему однажды два наши рода снова распались?

– Люди не имеют права отдаваться дикой охоте, - напомнил знакомое каждому пояснение травник, пыхтя рядом и стараясь не отстать.

– Право мертво, это всего лишь слово.
– Бэл нахмурился.
– Скорее всего мы, люди, перестаем быть собою, теряя власть над внутренним 'я'. Сплестись корнями может лишь разное. Человек и буг дополняют друг друга. Но, теряя разность, они теряют и единение.

– Тэра гордилась бы вами, - осторожно предположил травник, не понявший ни слова в рассуждении.

– Если у неё появится к тому повод, то возникнет и возможность, - рассмеялся Бэл.

Лапы буга ступали теперь по мостовой внутреннего двора, зверь принюхивался, поднимая шипы ошейника и звучно чиркая по камням иглами хвоста. Он был чужд людскому жилью и едва пересиливал себя. Он трогал каждое деревце, стараясь найти в нем родство и опору.

– Здесь горит живое пламя, горячее в самую лютую зиму, - утешил нового друга Бэл, гладя бурую шкуру и радуясь восстановлению подвижности рук.
– Еще тут есть кладовые и глубокие подвалы с потаенными закутами, годными под логово. Тебе понравится. Можно, я назову тебя Игрун? Ты приятель Милены, а для неё игра всегда была важной частью жизни... Она кралась и охотилась всяким шагом и взглядом.

Буг не возразил, знакомо поурчал и вроде бы успокоился. Он уже ступал по винту лестницы, чутко принюхивался и шире распахивал глаза, горящие любопытством. Не только люди интересуются неведомым...

Кисточки на ушах буга вздрогнули, отмечая неприятный звук. Бэл покривился, соглашаясь. Чего уж хорошего? Ружана стонет, давится слезами отчаяния. Тихоня доигралась.

– Никто не мог и предположить, что она...
– зашептал травник.
– Светл так тепло о ней говорил. Мы все уважали, ученица самой Тэры, шутка ли!

– Скажи прямо: все не верили, что она такое исключительное ничто, - хмыкнул Бэл.
– Прежде я не соглашался признать, что слабые жаждут власти более сильных. Сам не жаждал, хотя был слаб, да и теперь я слаб.

– Вы?

Травник споткнулся и остановился, цепляясь за перила и не делая попытки шагнуть в коридор, хотя буг дышал ему в спину.
– Вы? Единственный, кого не перебивала наша Черна, с кем она - советовалась! Кому выковала клинок! К вам даже сумасшедшая Милена бегала плакаться и жаловаться...

– Надо же, - Бэл удивился чужим наблюдениям, почесал затылок и осмотрел послушную руку.
– Паршиво, Игрун. Теперь нам не спихнуть тяготы на чужие широкие плечи. Меня, оказывается, давно признали способным тащить воз...

– У-рр-м, - презрительно рявкнул буг.

Никакие возы он, конечно же, таскать не намеревался.

По главному коридору от винтовой лестницы и до каминного зала оказалось всего-то десять крадущихся шагов бурого зверя. Буг сунул морду в щель открываемой двери первым. Он заранее встопорщил усы, выказывая враждебность. Давно известно: сытый зверь не нападет на человека в лесу. Голодный и обозленный может забыть древний закон, допускающий наказание, равное или меньшее бремени вины людей. Однако даже самый яростный буг не прыгнет, пока не ощутит к тому дозволения - чужой слабости, отчаяния, страха, потерянности. Человек остается на особом положении, пока не побежит и не закричит, в единый миг становясь дичью, законной добычей.

Ружана как раз теперь выглядела и ощущалась - добычей. Буг приоткрыл пасть, ниже припал к мрамору, сощурился на гневливое пламя. Прижал уши и все же продолжил текучее движение, приближающее его к камину.

– Игрун, здесь не кухня, - строго укорил Бэл. Поморщился и добавил совсем тихо: - Еще отравишься...

Ружана стояла на коленях перед каминной решеткой. Она, конечно же, примчалась сюда, еще по дороге устроив перстень хозяйки на среднем пальце правой руки. Она заранее представила, как все получится восхитительно и просто. Красивый жест руки, неопалимой в живом огне - одно движение, позволяющее дотянуться до блекло-черных невзрачных камней, уложенных в чашу, венчающую каменный выступ в глубине камина. И вот сердце замка в ладони, теплое, податливое, готовое принять отпечаток руки новой своей хозяйки. Наверняка рыжая травница мысленно выстраивала первый прием, определяя порядок следования людей в веренице слуг и учеников, ангов и вальзов. Всем надлежит войти в зал через южную дверь, чтобы увидеть огниво в ладони дамы Файена. Ружана желала встречать своих людей, сидя у спокойного огня. Прежде, чем покинуть зал, каждый должен был поклониться, назвать хозяйкой, подтвердив клятву Файену и сохранив положение в замке.