Шрифт:
Бэл вздрогнул, тряхнул головой: зачем впускать в сознание пустые воспоминания, сбивать настройку? Он остался в Нитле, хотя все взрослые были против. Он много раз плакал ночами, пытаясь вспомнить прежнюю жизнь, но никогда не жалел об отказе от неё. Иначе Тэра не приняла бы в ученики. И тем более не дозволила встать у себя за плечом на правах старшего.
Поверхность воды еще дрожала, разглаживая след профиля Милены, намеченного одним быстрым движением. Блики мерцали в такт шагам той Тэры Арианы - давно забытой и случайно явившейся внутреннему взору. Блики качались, утомляли взгляд. Затуманивали. Бэл смотрел в воду и более не видел её.
Профиль Милены все внятнее рисовался за поверхностью, в глубине. Бывшая первая ученица вдруг обернулась, подарила взгляд - и сгинула, вмиг утратив интерес к неизменному воздыхателю, которого давным-давно поняла до донышка души.
– А-ах же-ж...
– сквозь зубы прошипел Бэл, перемогая вспышку боли, ослепившую не глаза, а недра сознания.
Буг насторожился и заворчал. Пришлось его успокаивать на ощупь, свыкаясь с новым знанием: Милена далеко, может даже в плоскости. Она жива и пока домой не собирается, есть дело, важное. Черна не с ней, гораздо глубже, и воительнице приходится хуже. А гость... тут все сложно. Зато вполне ясно, что следует исполнить теперь. Стыдно бездействовать, когда на тебе долг вежливости. Страшно совершить то, что откроет врата старой тайны, не сулящей добра...
– Файен помнит вас и не видит причин для отказа в праве быть здесь, - молвил Бэл, вслепую нащупал свою же левую ладонь, подвинул ее к воде. Коснулся поверхности мизинцем.
– Входите.
Вода сделалась жесткой и впилась в ноготь, рука онемела от боли. Бэл снова зашипел, откинулся. Буг пружинисто вскочил и зарычал, подозрительно глядя в темную чашу круглого водоема, оплетенного кувшинником. Именно буг увидел, как выползает из соцветия бесформенный студенистый ком, тянется к руке - ближе, увереннее. Затем вся масса стеблей кувшинника пришла в движение, с шелестом оплела ладонь, поползла выше, до самого локтя, жадно нащупала голубоватые жилки близких к коже сосудов и запустила в них воздушные, короткие корни.
Буг подался назад и приподнял голову, шире развел лапы, не позволяя обмякшему седоку завалиться набок и сползти со спины. Кувшинник шевелился, плотнее скручивался и жадно впитывал влагу, донный ил. Завершив свое дело, он начал освобождать руку Бэла, часть стеблей опадала сухой ломкой трухой, прочие усердно прятались под воду, уходили на самое дно. Буг принюхался, вывернул шею и лизнул мокрую руку седока, покрытую проколами по венам - словно на кожу нанесли татуировку. Бэл очнулся, завозился, широко зевннул и сразу сжал челюсти, чтобы зубы не выбивали ознобную дрожь.
– Пр-ринесите од-дежду, - пробормотал он, надеясь, что хоть один слуга есть у дверей.
Из темной воды, утратившей прозрачность, появились голова, шея, плечи. Гость облокотился на край чаши, поклонился Бэлу.
– Нитль?
– Дождавшись кивка, гость прикрыл глаза, позволил себе улыбку.
– Надо же... добрался. И - впустили, вот чего не ждал. Позвольте поблагодарить за оказанную честь и отданную в долг жизненную силу, достойный дайм. Возможно ли узнать имя пламени этого замка?
– Я не дайм, всего лишь первый ученик и наместник, - прошептал Бэл, не веря себе и продолжая всматриваться в лицо гостя бессовестно подробно, до мельчайших черточек.
– Вы прибыли в замок Файен. Простите, я буду глазеть, это невежливо и малопонятно... но мне знакомо ваше лицо, нет сомнений. Это невозможно, но я видел вас на старой картине, висящей в каминном зале... Некоторые сплетни предлагают числить ту картину древней.
– Тэра жива, - куда ярче улыбнулся гость.
– Мое первое имя дал мне отец. Оно ничего не значит... Мама, если не врут сплетни, назвала меня Рок и еще сказала, что мне не место в Нитле, иначе имя обретет смысл и... И тяжесть его будет велика. Но я полагал, что могу сам избрать путь. Верил, что тяжесть меня не задавит, - мужчина сел прямо, встряхнулся, отжал довольно длинные светлые волосы и горько усмехнулся.
– Что-то она скажет теперь.
Бэл с трудом проглотил комок изумления, вызывающего большую тошноту, чем слабость обескровленного тела.
"Может быть, тебе повезет. Тогда дар не раскроется в полноте, ты будешь смотреть за грань, ощущая себя полуслепым от яркости образов", - сказала однажды Тэра. Тогда он был мал и не понял её слов. Сейчас зрение прорицателя не затуманилось "засветкой". Знакомая картина в рамке жароцвета снова двигалась, давний бой у стен нездешнего замка длился. И весь он был - обман, значение для создателя полотна имело лишь лицо великана. Лицо, сохраняемое для опознания анга теми, кто однажды встретит его глаза в глаза - живого, проигравшего главный бой и утратившего что-то очень важное в себе.
Бэл сморгнул, прикусил губу и постарался принять знание, хотя и догада была болезненна. Прорицание - не обязательно взгляд в грядущее. Умение увидеть основание тайны прошлого тоже часть дара.
В видении ослепительный, могучий столп света казался плотным и горячим. Зенитного луча Бэл никогда не видел, но не сомневался - теперь довелось взглянуть именно на него. Рослый анг шагал к столпу сияния. В полном доспехе рудного крапа, без оружия, которое только мешает - так и Черна твердила... Доспех был в нескольких местах поврежден, лохмотья крапа висели сухие, мертвые. Чужая и своя кровь запеклась на боку, промочила дочерна левое плечо и шею.