– Да, – задыхалась она. – И я хочу тебя. Хочу всего. Дай это мне. Прошло столько времени, и я никогда и никого не жаждала так, как тебя.

Торин освободил пальцы из горячего захвата великолепной влажности Кили, чтобы схватить ее за подбородок и заставить посмотреть на него. Крик разочарования стал музыкой для его ушей. Её глаза заволокло поволокой, но они ярко пылали, а на щеках заиграл румянец. Она никогда не выглядела более милой.

Вскоре она по-настоящему станет принадлежать ему.

– Я не откажусь от тебя, – сказал Торин. – Это никогда не изменится.

Ее ресницы затрепетали, закрываясь, когда ее тело выгнулось, чтобы прижаться грудью к нему. Твердые, соблазнительные соски создавали пьянящие трение.

– Пожалуйста. Пожалуйста. Торин, это больно.

– Не хочу причинять тебе боль.

Дрожь прокатилась по его телу, выбивая из колеи. Кили была его первой возлюбленной… и последней. Он никого и никогда не будет хотеть так, как ее.

Другой мужчина, возможно, запаниковал бы, думая об единственной, но Торин обрадовался. Он никогда бы не согласился на бледную замену, в памяти или в жизни.

– Готова для меня, принцесса? – Он убедился, что латекс на месте, посмотрев на твердый как сталь член в расстёгнутой ширинке. Кровь Торина вскипела, а сердце пустилось вскачь, когда он прохрипел: – Схватись за спинку кровати.

Когда она послушалась, он разорвал ее штаны между ног и устроился между ними. Торин разместился у входа в лоно, только головкой соприкасаясь с ее влагалищем, и, черт возьми, он уже мог почувствовать, какая она теплая и тугая, ему пришлось прикусить язык, чтобы мгновенно не кончить.

Он дрожал, сопротивляясь бесконечным волнам экстаза, пока медленными толчками входил в нее, по дюйму за раз, давая ей время привыкнуть к его размеру. Давая себе время привыкнуть к первому ощущению чистейшей эйфории.

Торин так долго жаждал этого. Ждал этого. Мечтал об этом. Проклинал проходящие века за отсутствие этого. И тут ему дарована женщина, которая затмила остальных.

– Торин! – Она уперлась ногами в матрас и приподняла бедра, принимая его глубже… так чертовски глубоко… пока он не вошел в нее до основания презерватива.

Толчки усилились. Это было… он был… нет слов.

Нет, не правда. Было одно. Навсегда.

Это навсегда с ним.

Она навсегда с ним.

Ее стенки сжимали его член туже, чем любой кулак. Кили была горячей, восхитительной и мягкой. Непонятно, как он жил без нее, и знал, что не сможет вернуться в прежнему.

– Двигайся, – выдохнула она. – Ты должен двигаться во мне.

Да. О, да. Когда он отстранился, то почувствовал горячее скольжение, ощущение эйфории усилилось, и Торин не мог вдохнуть. Кили обхватила его талию ногами и подтолкнула, пытаясь заставить его податься вперед. Но он не подчинился. Сопротивлялся, продолжал отклоняться… пока практически полностью не вышел из нее. Затем застыл на мгновение, насмехаясь над потрепанными краями своего контроля, понимая, что ждет его, когда войдет обратно, но он так нуждался в этом. Жаждал.

– Торин! – выкрикнула Кили.

Желая, чтобы ее голод возрос, он подождал еще больше… всего на секунду дольше… прежде чем со всей силы толкнулся обратно. Кровать затряслась, изголовье впечаталось в стену. Портрет упал, стекло разбилось.

– Да. Да, да, да. – Она запрокинула голову и закричала: – Еще.

Ничто не могло остановить его.

Он отстранился и вновь задержался у входа, прежде чем ворваться внутрь. После этого плотина прорвалась. Больше не было ни секунды ожидания, ни одной остановки. Торин толкался, быстрее и быстрее, жестче и жестче, от чего изголовье кровати ударялось об стену.

Кили была такой влажной, что он легко скользил несмотря на тугое, горячее лоно. Торин стремился к разрядке… это скорее даже не желание, а необходимость. Попытка разбиться на части.

Впервые, он внутри нее. Внутри своей женщины. С ней он изведывал то, чего никогда не испытывал с другими. Торин узнавал ее, полностью. Брал ее, полностью. Отдавал все, что имел.

Кили вонзила зубы в его грудь, и даже сквозь рубашку он почувствовал укус… и ему это понравилось. Его женщина окружила его. Она была везде и сразу. Ее вкус все еще оставался у него на языке. Ее стоны эхом звучали в его ушах. Она выкрикнула его имя, вновь кончая, сжимая его член, выгибаясь под ним, цепляясь за его спину. И… и… его разум раскололся.

Наслаждение охватило его, заполнило и уничтожило. Затем он задрожал над ней, оргазм сжигал его, и Торин закричал словно животное. Великолепный. Полный. Удовлетворенный.

Заклейменный.

После того как Кили переоделась в чистую одежду… в пару боксеров и футболку Торина, на которой красовалась наглая надпись "Мэддокса ударили сюда", с ненастоящими пятнами крови, разбрызганными повсюду… она заползла обратно в постель и пробормотала: