Шрифт:
— Я бы хотел приобрести «Ключ Соломона»! — крикнул кто-то в толпе.
«Что за нелепая просьба? — подумал Готус Рубер, морща свой толстый нос. — „Ключ Соломона“ — руководство по колдовству, и это правда».
— А почему бы не «Некрономикон» Абдул Альхарзреда в переводе на греческий Теодора Филеты из Константинополя?! — спросил он в ответ.
Но еще до того, как закончить эту фразу, он встретился взглядом с человеком, говорившим о «Ключе». Алхимик немного помедлил, вспоминая, кто это. Потом на его лице отразилось удивление.
— Игнасио из Толедо? Ты ли это? Какого черта ты здесь делаешь, старый разбойник? Это же действительно не кто иной, как ты!
Игнасио улыбнулся ему с другой стороны прилавка и сказал:
— Рад видеть тебя в добром здравии, дорогой друг. А здесь я нахожусь по своим делам.
Уберто стоял рядом с Игнасио и разглядывал Готуса Рубера. В самом деле, странный человек — коренастый мужчина лет пятидесяти, в зеленом халате без подкладки. Лицо лилового цвета, глаза — длинные и узкие, волосы на голове — целая шапка рыжих завитков. За эти волосы его и прозвали Рубер. На латыни это слово означает «красный», а в итальянском языке «красный» можно истолковать и как «рыжий». Если хорошо присмотреться, лицо алхимика похоже на лицо фавна.
— Ты вечно крутишься ради денег, словно шлюха! — сказал Рыжий. Его переполняли удовольствие и радость. — Я рад видеть тебя, старый черт. Прошло столько времени, а я все еще у тебя в долгу.
Игнасио ухмыльнулся, скрывая грусть за злой насмешкой, и ответил:
— Ты ничего мне не должен, кроме дружбы, грубиян. И что ты мог бы мне предложить? Четыре заплесневевшие кости в мешочке из грязной кожи?
— Эй, легче с оскорблениями! У меня весь товар подлинный! — заявил Готус Рубер, не желавший, чтобы его порочили перед толпой потенциальных покупателей. — Я не такой, как эти вшивые старьевщики-евреи из провинциальных городков, — проворчал он. — Держи, мальчик, это большой палец ноги святого Киприана. Настоящий! Дарю его тебе!
Готус Рубер вложил в ладони Уберто маленькую желтоватую кость, потом снова повернулся к торговцу и спросил:
— Кстати, кто этот молодой человек?
— Уберто. Мой помощник, — ответил Игнасио.
— Уберто. Верно? — спросил Рыжий и перегнулся через прилавок, чтобы лучше рассмотреть мальчика. — Тебе повезло. Тебе достался лучший учитель на свете. Видел бы ты его пятнадцать лет назад во время взятия Константинополя! Он тогда провел отряд солдат по императорской столице среди пожаров по извилистому пути между монастырем Иоанна Крестителя и арабским кварталом. Какое было время! Я был тогда с ним.
— Ну да. — Игнасио поднял взгляд к небу.
Ему было неприятны слова Готуса Рубера, неуклюже влезшие в прошлое, словно большие и неловкие руки.
— Скажи мне, Игнасио, вот что, — снова заговорил Рыжий, подмигивая Уберто. — Ты помнишь того долговязого негра, которого мы встретили в Константинополе? У него на лбу был огнем выжжен крест. Поверить невозможно!
— Что? — вырвалось у мальчика, который в это время вертел в пальцах большой палец ноги святого Киприана.
— Я это помню, — подтвердил Игнасио. — Он говорил на неизвестном нам языке и поэтому водил с собой переводчика, который переводил его слова на латынь. Он сказал, что из христианского народа, но про этот народ никто из нас не знал. И еще он сказал, что у них принято тому, кого крестят, во время обряда выжигать раскаленным железом крест на лбу.
На Уберто этот рассказ произвел сильное впечатление.
— Мне кажется, Бартоломео, что это был Лалибела, царь Эфиопии. Если я не ошибаюсь, он говорил, что паломник и хочет побывать во всех святых христианских городах.
— Кто знает, сумел ли он это сделать… А теперь выкладывай главное, старый лис. — Рыжий почесал свои рыжие брови. — Что ты здесь делаешь?
— Я не стану уклоняться от ответа, друг, — ответил Игнасио, взгляд которого стал острым, как булавка. — Я иду по следам Вивьена де Нарбона и книги «Утер Венторум», которую ты, несомненно, видел.
Глава 43
Готус Рубер широко раскрыл глаза, словно от удара, и изумленно уставился на Игнасио, позабыв о толпе, которая рылась в его товарах. Он выглядел как оглушенный, словно кто-то громко трубил в рог прямо ему в уши. Однако через минуту он пришел в себя и взглянул на людей, толпившихся перед его прилавком. Их вид явно вызвал у него раздражение, потому что он вдруг совершенно неожиданно поднял руки к небу и заорал, словно разгоняя стадо коз:
— Все уходите! Пошли прочь! Лавка закрыта! Приходите завтра!
Сказав это, Рыжий накрыл куском холста свои драгоценные побрякушки, а любопытные кандидаты в покупатели, ворча, уходили искать другие лотки.
Готус Рубер дождался, пока толпа разошлась, озабоченно взглянул на Игнасио, который молча ждал ответа. Уберто стоял рядом.
— Я знал, что рано или поздно ты дашь о себе знать. Мне сказал об этом Вивьен де Нарбон. Он предвидел все, предусмотрел каждую мелочь, — тихо признался алхимик.
Уберто стал прислушиваться внимательно. Может быть, сейчас ему удастся узнать ту часть правды, которую Игнасио от него скрывает? Но он не смог скрыть своего торжества и воскликнул: