Подозвав ротного командира, он приказал:

— Этих подлецов забрать и при попытке к бегству расстрелять.

Рота двинулась на комиссара. Послышались выкрики:

— Не позволим!

Спешившаяся сотня казаков в свою очередь двинулась на роту. К Краснову подбежал командир пехотного полка:

— Ваше превосходительство, только что получено сообщение: с фронта снялся 443-й полк. Стрелки идут сюда.

Краснов тронул Линде за рукав френча.

— Господин комиссар, вам лучше уехать.

— Как уехать? Сейчас главное — разъяснить бунтовщикам их ошибки. Генерал, полк должен выступить и сражаться.

Краснов понимал, что в этой ситуации казаки не пойдут против солдат. Да и численность не позволяла им оказать сопротивление пехотинцам.

— Уезжайте. 443-й полк идёт сюда с оружием.

— Но я должен поговорить с солдатами! Я должен вырвать из них заразу неповиновения. Вы слышали, солдаты обвиняют вас, командиров, в том, что вы продали позиции немцам за сорок тысяч. Это нелепая басня о генеральской измене...

В лесу раздались выстрелы. К Краснову подскакал казачий офицер:

— Ваше превосходительство, пехота наступает на нас. Я приказал открыть по ней пулемётный огонь, но казаки отказались.

Краснов взглянул на Линде.

— Господин комиссар, я повторяю, вам необходимо уехать. Вы слышали, что говорил казачий офицер.

— Не господин, а товарищ комиссар, — сердито оборвал Краснова Линде. — И то, что я услышал от казачьего офицера, это ещё один бунт. Я поеду туда.

— Мой долг сопровождать вас, товарищ комиссар.

Краснов тронул коня, поехал рядом с автомобилем.

Увидел впереди: толпа солдат запрудила поляну. Ехать пришлось медленно. Вдруг послышалась команда:

— В ружье!

Толпа словно только этого и ждала, солдаты развеивались по сторонам и вновь собирались с винтовками. От леса застучал пулемёт, поднялась ружейная пальба. Казаки стали поворачивать коней. Напрасно Краснов призывал их к порядку.

— Стреляют вверх! — кричал он. Урядник перебил генерала:

— Сейчас вверх, а потом по нам!

Автомобиль с комиссаром резко развернулся и поуехал обратно, за ним поскакали Краснов с сопровождавшими его штабными работниками. Линде вжался в сиденье. Пули щёлкали о машину. Шофёр затормозил, открыл дверцу и бросился в лес. За ним выпрыгнул из машины Линде, но почему-то побежал не к лесу, а в обратную сторону. Какой-то солдат ударил его Прикладом. Комиссар упал, и сейчас же на него с дикими криками налетела толпа солдат.

Краснов со своими штабными работниками погнали коней, не дожидаясь, пока дойдёт очередь и до них. За лесом они настигли скакавших казаков, остановили их. Краснов стал выговаривать:

— Как не стыдно, уманцы? Пехоты испугались? Ведь все целы, никого не тронули...

— Их сила, ваше превосходительство: почитай, наших пол полка разбежалось...

За лесом нашли двуколку, усадили на неё генерала Гиршфельдта и с ним двух офицеров, велели им уезжать в штаб дивизии.

К Краснову подъехал урядник-вестовой, сказал сконфуженно:

— Мы думали, вас убили, ваше превосходительство.

— Дурень ты, братец, — только и ответил Краснов.

Вечером Пётр Николаевич сообщил о случившемся Командиру 4-го кавалерийского корпуса. Тот попросил Приехать к нему с уманцами и 2-м Полтавским полком.

Когда Краснов прибыл в Пожары в штаб кавалерийского корпуса, там уже ходили слухи об уходе с фронта 3-й пехотной дивизии и что она идёт на Пожары. Приезд Краснова в штаб корпуса всех успокоил: 3-я пехотная дивизия пока оставалась в Духче.

Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Лукомский получил предписание срочно перебросить из резерва Румынского фронта 3-й конный корпус и «Туземную дивизию», сосредоточив их в районе Невеля — Н. Сокольники — Великие Луки.

Остановившись у занимавшей полстены карты, Лукомский, пощипывая седеющий клин бородки, задумался. Если Корнилов вознамерился оказать поддержку Северному фронту, то лучшее место расположения указанных сил — Псков. Однако дело, вероятно, не в Северном фронте. Отсюда, пожалуй, удобнее двинуть войска на Петроград или даже на Москву.

Лукомский направился к главкомверху. Корнилов за что-то отчитывал помощника комиссара при Ставке фон Визина.

— Я не желаю слышать об этом. Вернусь, тогда и поговорим, — говорил Корнилов.