Шрифт:
‹1943›
ВЫСОТА
М. Г. Фомичеву
Комбату приказали в этот день Взять высоту и к сопкам пристреляться. Он может умереть на высоте, Но раньше должен на нее подняться. И высота была взята, И знают уцелевшие солдаты — У каждого есть в жизни высота, Которую он должен взять когда-то. А если по дороге мы умрем, Своею смертью разрывая доты, То пусть нас похоронят на высотах, Которые мы все-таки берем.‹1944›
У ВХОДА В СКАЛАТ
А. В. Лозовскому
Полковник, помните Скалат, Где «тигр» с обугленною кожей И танк уральский, в пепле тоже, Лоб в лоб уткнулись и стоят? Полковник, помните, по трактам Тогда и нас водил сквозь смерть Такой же танковый характер — Или прорваться, иль сгореть.‹1944›
* * *
Я был убит приснившимся осколком. Моя невеста плакала вдали. Она еще не выплакалась толком, — Уже за ней охотники пришли. Нет, я тебя, о жизнь, не обвиняю За то, что ты недолго помнишь нас, Такой как есть тебя я принимаю На год, на день, на молодость, на час. Меня любила девушка. Наверно, Меня любила девушка. Она Была, наверно, мне до смерти верной, А после смерти верность не нужна. Прости меня, далекая, живая, Что я тебя, как варвар, ревновал, Опасности везде подозревая, Ступить тебе и шагу не давал. Но в шесть утра горнисты Измаила, Как ангелы, трубящие в раю, Солдата вновь подняли из могилы, И я опять ревную и люблю. ‹1945›
* * *
Как будто я за веком следом ездил, Его дыханье трогало меня, И спал, и стыл я на его железе, И обжигался у его огня. Я с ним узнал и тишину и грозы. И от него ни душу, ни глаза, Как от железа руку мне в морозы, Без крови оторвать уже нельзя. ‹1945›
* * *
И. С. Тихонову
Я ввергнут в жизнь, в волненья, в страсти, В огонь, и в воду, и в цветы, В твои, двадцатый век, ненастья, В твои заботы и труды, В клубок твоих противоречий, В слепящий солнечный клубок, В твои парады, встречи, речи, В твой страшный атомный рывок, В ночную пляску тьмы и света, И все ж подвластен нам твой бег: Земля — корабль, а не комета. Я твой матрос, двадцатый век.‹1956›
РОССИЯ
Века считали: Россия — дали, Россия — синь, Россия — сани, Поля с лесами, Россия — стынь, Россия — косность, Солома в космах, Россия — сон, Россия — стон, Кандальный звон, Церквей трезвон… Да, той России Мы все касались. От той России Мы отказались, От сна и лени, Пути впотьмах. Россия — Ленин! Октябрьский взмах! Россия — Ленин! В делах, в умах! Мы строить стали Россию стали! Россию троек — В Россию строек! В снега, в морозы — Лучами брызнь! Россия — росы! Россия — розы! Россия — жизнь! Народов гордость, Эпохи зрелость, Россия — скорость! Россия — смелость! Не ООН, не косность, Не край телег — Россия- Космос! Россия — Век! ‹1961›
* * *
Я начал бурно жизнь, как в наступленье. О, сколько страсти отдано годам! Исключено любое отступленье. банкротству не отдам. Я эту жизнь не дам на осмеянье — Ни прожитых и ни грядущих дней, И, принимая с вечностью слиянье, Я, как с любимой, распрощаюсь с ней. ‹1974›
РЕВАЗ МАРГИАНИ{54}
(Род. в 1916 г.)
С грузинского
КУДА Я НИ ПОЙДУ
Повсюду узнаю отчизны ветерок. Не сразу отличу, но рано или поздно На небесах собратьев, когда наступит срок, Я начинаю находить родные звезды. К товарищам по жизни испытываю любовь, Гляжу на малышей — близки невыразимо. Хожу я по земле, всем руки жать готов, Хожу я по земле с улыбкою грузина. Друзья мои везде, а там — друзья друзей, Все понимают речь грузинскую повсюду. Мать друга называю матерью своей, Любовью к ней я жить на свете буду. И где бы ни был я, куда я ни пойду, Морозна ли земля или жарой палима, Везде со мной отчизна, сияет на виду, Она от вечных звезд неотделима. Песнь братства потому мне наполняет грудь, И в силах я воспеть красу чужого края. Я говорю ему: «Благословенен будь!», Чтобы и он расцвел, как Грузия родная. Куда я ни пойду, в моей душе всегда — Моя земля, и солнце, И звезды слюдяные, И если бы я Грузию так не любил, тогда Как мог бы полюбить края иные!