Приведенный материал показывает, что перечень предков здравствую­щих и упокоившихся князей, являющийся обязательным атрибутом письменной традиции эпохи Киевской Руси и периода политической раз­дробленности, не имеет никакого отношения к проблеме начала русской династии. Именно в русле данной традиции рассуждали Иларион и Иаков мних. Поэтому они, даже зная Сказание о призвании варягов, все равно из самых дальних предков Владимира могли назвать только Игоря и Ольгу, хотя те, конечно, не были «вторыми Адамом и Евой» (к тому же князь и княгиня олицетворяют собой Русь языческую и Русь уже на­чавшую приобщаться к христианству, и приход которой в лоно церкви восторжествует при их внуке Владимире). Поэтому, отсутствие в произ­ведениях названных авторов Рюрика не может служить доказательством как небытия этой личности в нашей истории, так и легендарности Ска­зания (или его очень позднего «появления на свет»). Вместе с тем, совер­шенно ничего не значит, с точки зрения начальной точки отсчета родо­словной русских князей, и тот факт, что Иларион прилагал к Игорю про­звание (эпитет) «Старый». Это подтверждает «Слово о полку Игореве», автор которого, определяя хронологические рамки своего повествования, говорит: «Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до нынешняго Игоря». В другом месте он с горечью восклицает, устремляя свой взор на славное прошлое: «О! стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвых князей! Того стараго Владимира нельзе бе при-гвоздити к горам Киевским!».

В обоих случаях, как подчеркивает В.И.Стеллецкий, термин «старый» означает «давний и прославленный» (знаменитый, известный всем)» Вла­димир (под ним обычно понимают Владимира Святославича). «Старым» автор «Слова» называет вместе с тем и Ярослава Мудрого, параллельно именуя его в том же значении как «давный великыи Ярославль». В том же смысловом ряду стоят выражения «старые словеса», «старое время» и, конечно, «минули лета Ярославля»167. Исходя из того, что «Слово о полку Игореве» «старыми» одновременно именует и отца и сына, нельзя, конеч­но, выводить, что русские конца XII в. родоначальником русских князей в равной степени мыслили то одного, то другого, то обоих сразу. Особое место этих действительно великих людей и великих князей в русской истории, что объясняет постоянную апелляцию к их авторитету на протя­жении многих веков наших книжников, выразительно определил на страницах ПВЛ неизвестный летописец. В статье под 1037 г, говоря об Ярославе Мудром, он подчеркивает, что «при семь нача вера хрестьянь-ска плодитися и расширяти, и черноризьцы почаша множитися, и ма-настыреве починаху быти. ... Якоже бо се некто землю разореть, другый же насееть, ини же пожинають и ядять пищю бескудну, тако и сь: отець бо его Володимер землю взора и умягчи, рекше крещеньемь просветив, сь же насея книжными словесы сердца верных людий, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное»168.

То, что Иларион, называя Игоря «старым», не только не думал ставить его первым в ряд русских правителей, но и вообще не касался истоков их генеалогии, видно на примере других источников, дающих очень близкие по смыслу чтения. Так, в «Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», написанном вскоре после смерти Донского, говорится, что он выступил против Мамая, «акы древний великий князь Ярослав Володимеровичь (здесь и далее курсив мой.
– В.Ф.)...»169. В «Сказании о Мамаевом побоище» (Основная редакция XVI в. и ее варианты - Ундольский список второй четверти XVI в. и За-белииский конца XVII в.) отмечено, что по завершению Куликовской битвы князья и воеводы обратились к Дмитрию Ивановичу со следую­щими словами: «Радуйся, князю нашь, древний Ярослав (великий, древ­ний Ярослав - Забели некий; «другим Ярослав» - Ундольский.
– В.Ф.), новый Александр, победитель врагом»170. Перед самим сражением мос­ковский князь, как согласно утверждают Основная редакция и ее вариан­ты - Ундольский, Забелинский и Ермолаевский (список конца ХП - на­чала XVIII в.), «въздев руце на небо, нача плакатися, глаголя: «Владыко Господи человеколюбче, молитв ради святых мученик Бориса и Глеба, помози ми, яко же Моисию на Амалика и пръвому Ярославу на Свя-тополъка, и прадеду моему великому князю Александру на хвалящегося короля римъекаго, хотящаго разорити отечьство его»171.

В ряде списков «Сказания о Мамаевом побоище» (Основная редакция, ее Забелинский и Ермолаевский списки, Распространенная редакция, редакции Синопсиса 1680 г. и 1681 г. Пантелеймона Кохановского) Дмитрий Иванович, обращаясь к русским князьям с призывом на борьбу с Мамаем, напомнил им, что все они «гнездо есмя князя Владимера Святославича киевъекого»112. В «Задонщине» дважды подчеркивается, что Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич - «внуки святого великаго Владимера Киевского», поминавшие «прадеда своего великого князя Вла­димера Киевского»173. Но в то же время в ней сказано, что Боян «пояша руским князем славы: первую славу Игорю Рюриковичу, вторую - вели­кому Владимеру Святославичу Киевскому, третью - великому князю Ярославу Володимеровичю»174. В «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича» из князей эпохи Киевской Руси назван опять же только один Владимир: «Сий убо великыи князь Дмитрей родися от благородну и от пречестну родителю, великого князя Ивана Ивановича и матере великыс княгини Александры, внук же бысть князя великого Ивана Даниловича, собирателя Русьской земли, и корени святага и Богом сажденнаго саду отрасль благоплодна и цвет прекрасный царя Владимира, новаго Костянтина, крестившаго Русьскую землю...»175. В Кирилло-Болозерском списке «Задонщины» сказано, что «вещий Боян... пояше славу русскыим княземь: первому князю Рюрику, Игорю Рюриковичу и Святославу Ярославичу (так в тексте.
– В.Ф.), Ярославу Володимеровичю...». В Синодальном списке в этой же части читается, что Боян пел славу «первому князю рускому на земли Киевской Рурику, ве­ликому князю Володимеру Святославичу, великому князю Ерославу Володимеровичу»176. Книжники позднего времени, рисуя значимость Куликовской битвы, конечно, не могли не апеллировать к прославлен­ным князьям прошлого (причем, к разным), абсолютно при этом не ду­мая о начале правящего дома, как об этом не думал их дальний пред­шественник Иларион, подчеркивающий значимость обращения Руси к христианству и роль в том Владимира Святославича. Отсутствие «варяж­ской» версии начала династии киевских князей в «Слове о полку Игоре­ве», видимо, связано с давним противостоянием двух ветвей Ярославова дома, идущим со времени Владимира Мономаха и Олега Святославича, деда Игоря Святославича, центральной фигуры «Слова». Его автор, у которого исследователи отмечают «очевидную» близость к Ольговичам, «глубокую симпатию» к своему герою177, и в центре внимания которого не только он, но вообще все «Ольгово хороброе гнездо...»178, мог, в связи с этим, проигнорировать Сказание о призвании князей и его главного действующего лица Рюрика. А именно Мономаховичами, заключал А.Г.Кузьмин, насаждалась варяжская легенда, и, «похоже, что, кроме них, никто и не выводил свое начало от Рюрика»179.

Нельзя принять и позицию, которую отстаивал Кузьмин как в отно­шении способа проникновения легенды из Новгорода в Киев, так и вре­мени ее занесения на страницы южнорусской летописи. Как полагал ученый, она могла попасть на юг лишь посредством князей Ростисла-вичей Галицких, потомков Ростислава Владимировича, ставших изгоями после смерти старшего сына Ярослава Мудрого Владимира в Новгороде в 1052 году. Именно они и могли, по его убеждению, хранить новгород­ские предания, где наличествовало имя Рюрик, среди русских князей впервые появившееся в их семье. Речь идет, следует напомнить, о Рюрике Ростиславиче, умершем молодым в 1092 году. Историк уверен, что с этим именем пришло в Южную Русь Сказание о призвании варя­гов. Потому он берет начало функционирования имени Рюрик среди южнорусских князей (а это где-то несколько позже середины XI в.) в ка­честве датирующего признака появления в Киеве и внесения в ПВЛ Сказания. Данный вывод весьма логичен, но он не так безупречен, как это может показаться на первый взгляд. Принимая его во внимание, надо, вместе с тем, задуматься над фактами, не согласующимися с ним. Во-первых, действительно имя Рюрик фиксируется среди потомков ро­доначальника русского правящего дома очень поздно: лишь в седьмом колене и по линии Владимира Ярославича. Затем оно вновь появляется, кстати, опять же с большим интервалом, но уже среди потомков Всево­лода Ярославича. Так был назван сын Ростислава (ум. 1167), внук Мсти­слава Великого, правнук Владимира Мономаха Рюрик, князь чернигов­ский й великий киевский князь, умерший в 1215 г. Больше это имя ни­когда не окажется востребованным среди русских князей вообще180 и князей Вяземских, в частности, своим родоначальником считавших именно Рюрика Ростиславича181, но при этом не перестававшего, естес­твенно, быть их предком.

Во-вторых, великий киевский князь Игорь погиб в 945 г. И это имя появляется среди его потомков только в четвертом колене: так был наз­ван один из последних сыновей Ярослава Мудрого Игорь, родившийся в 1036 году182. Естественно, опираясь на этот факт, нельзя утверждать, что предание о Игоре, как родоначальнике киевских князей возникло лишь в 30-х гг. XI в. и примерно в те же годы было занесено на страницы лето­писи. Затем это имя было дано в шестом колене по линии Святослава Ярославича Игорю Ольговичу (второй сын в семье, ум. 1147) и в седь­мом колене Игорю Святославичу (также второй сын в семье, ум. 1202), герою «Слова о полку Игореве». Во всех перечисленных случаях обра­щает на себя внимание то обстоятельство, что Игорем нарекали в кня­жеских семьях не первенцев, т.е. потенциальных претендентов на вели­кокняжескую власть, а младших представителей правящих домов.

Также следует сказать, что в именослове южных князей не часто встречается и имя Олег. Олег Вещий умирает в 912 г., следующий носитель этого имени - Олег Древлянский, сын Святослава Игоревича погибает в 977 г. Затем этим именем через много лет будет назван внук Ярослава Мудрого Олег Святославич («Гориславич», ум. 1115). Это же имя будут носить его внук Олег Святославич (ум. 1180) и правНук Олег Святославич (ум. 1204). По каким-то причинам самым популярным в X-ХП вв. было имя Святослав. Первый из носителей этого имени - Свя­тослав Игоревич - погиб в 972 г. Затем так будет назван его старший внук Святослав Владимирович (ум. 1015), затем правнук Святослав Ярославич (ум. 1076), затем два прапраправнука: Святослав Давыдович (ум. 1142) и Святослав Ольгович (ум. 1164), затем два прапрапраправнука: Свя­тослав Владимирович (ум. 1166) и Святослав Всеволодович (ум. 1194), т. е. оно регулярно появлялось вначале через поколение, а потом - уже в каждом поколении.

В-третьих, нельзя, конечно, утверждать, что династия Романовых не ведала о своем родоначальнике Михаиле Федоровиче (ум. 1645), если брать во внимание факт, что имя Михаил будет дано его далекому потом­ку лишь в 1798 г., т. е. через 153 года после смерти первого Романова и в шестом колене (лишь на одно поколение меньше по сравнению с появ­лением имени Рюрик среди его возможных потомков). Так своего чет­вертого сына и десятого ребенка в семье назвал Павел I. Затем это имя будут носить еще три представителя дома Романовых: Михаил Николае­вич (1832-1909), четвертый сын и седьмой ребенок (последний) Нико­лая I, Михаил Михайлович (1861-1929), второй сын и третий ребенок Михаила Николаевича, и Михаил Александрович (1878-1918), чет­вертый сын и пятый ребенок Александра III. Причем, как и в случае с именем Игорь, имя Михаил никогда не давалось наследникам престола, хотя и символизировало собой начало династии. Оно давалось и не второму и не третьему сыну, его носил лишь четвертый сын императора, не имевший даже гипотетических шансов на престол. В силу сказанного, долгое отсутствие имени Рюрик в именослове русских князей не может выступать в качестве датирующего признака занесения варяжской леген­ды на страницы ПВЛ. Само же объяснение этой ситуации, видимо, связа­но, как заметил Е.В.Пчелов, с «сакрализацией» имени Рюрик. Как можно думать, по представлениям русского общества Х-ХІ вв., появ­ление имени родоначальника княжеской династии среди его потомков могло замкнуть историю этой династии: она начиналась и заканчивалась одним и тем же именем. Такие опасения были тем более актуальны, что в названное время на Руси, кроме Рюриковичей, имелись другие претен­денты на главенство в Русской земле, между которыми шла, как показы­вает летопись, непрекращающаяся и кровопролитная борьба, счет в ко­торой был открыт Олегом Вещим, убившим Аскольда и Дира.