– И откуда ты столько о нём знаешь?

– Я — редактор центральной региональной газеты, Веточка, если ты помнишь. И мои репортёры действуют всегда оперативно. Они были на месте преступления, опросили оперативников, жену потер-певшего, подняли материалы уголовного дела, по которому он проходил три года назад и справки из нар-кологической клиники, где он состоял как неизлечимый алкоголик. Профессия у людей такая: всё знать.

Иветта опустила голову так, что волосы перепрыгнули с затылка на лоб и сжала щёки ладонями, бо-ясь, как бы лицо не лопнуло от прилива крови. Лёшкины журналисты были на месте преступления. А вдруг кто-то из них окажется слишком дотошным и неумеренно циничным и ввернёт в свою статью, как помощник начальника следственного отдела растянулась на троллейбусной остановке, когда пыталась прицепиться сзади к троллейбусу, как мальчишка-хулиган?

– Лёшка, — сказала она, не поднимая голову, — а что если один из твоих репортёров откопает и вы-тащит на свет, как я на банановой кожуре проехала носом? Мне же глаз на работе будет не показать!

– Непременно напишут! — категорически ответил брат. — Неужели ты думаешь, что ради какой-то этической хренотени они откажутся от такой сенсационной подробности?

С минуту он любовался медленно вытягивающимся лицом сестры, а потом оглушительно загрохо-тал от смеха так, что Иветта отшатнулась, зажимая уши. Потом Алексей отсмеялся и ответил, похлопывая Иветту по спине:

– Да больно надо об этом писать. У нас же «Вестник Региона», а не какой-нибудь «Жёлтый фонарь». А если там и напишут… Ты на придурков, которые такие газеты читают, плюй с высокой горы. Хм. Вет-ка, а ты уверена, что с тобой всё в порядке?

– В смысле?

– А в смысле. Разговариваем с тобой целый час, а ты меня как называешь? Ты меня даже в детстве так не называла! — Алексей Станиславович весело затормошил Иветту за плечи. — «Лёша, Лёшка»… Или тебя ненароком подменили? Тогда всё понятно, откуда засланному из космоса двойнику знать, как ты обычно меня называешь!

Иветта с хохотом вынырнула из рук брата:

– Да ну тебя, Леший, выпил что ли, болтаешь всякую фигню!

– Вот теперь я вижу, что с тобой всё нормально. Иди-ка, перекуси. Проголодалась небось?

– До одури, — Иветта весело вскочила с кресла. — Лёшка, то есть Леший, всё-таки ты самый луч-ший в мире старший брат!

Глава 21.

ДВА ПИСЬМА И СТРАННЫЙ СОН

«Привет, уважаемая редакция «Мозаики»!

Я вообще-то не пессимист, но надежд увидеть своё письмо на страницах рубрики читательских пи-сем у меня мало. Едва ли тема, которую я хотел бы поднять, в силах конкурировать с такими важными и жизненно необходимыми темами, как «я его люблю, а он негодяй», «голубоглазая блондинка, которая ехала две недели назад в топике до рынка, отзовись», «родители меня не понимают», «у меня всё хорошо, а я несчастлив(а). Но, как говорят, попытка — не пытка.

Итак, перехожу к сути.

Однажды я разговаривал с человеком, который вернулся из командировки по дальнему зарубежью. Он рассказал мне о своей вечерней прогулке по городу. Центральная улица. Множество горящих фона-рей. Элегантно одетые горожане не спеша прогуливаются поодиночке, парами или небольшими компа-ниями, общаются, смеются, заходят в кафе и магазины. А теперь представьте, что такие граждане отпра-вились бы на прогулку по вечернему Причерноморску. Попробуйте отгадать: далеко ли они пройдут? От-вет: до первой же затемнённой зоны, а оттуда их утром увезёт в реанимацию «скорая помощь» с черепно-мозговыми травмами, а то, что забыли спереть на улице, утащит похмельная санитарка.

Люди старшего поколения часто осуждают среднее поколение, особенно политических лидеров на-чала 90-х годов: вот, мол, такую страну развалили, при социализме порядок был, а сейчас — бардак, обе-щали демократию построить, а построили разруху… В одном они правы: да, порядка сейчас нет. Но и при социализме можно было получить по голове на тёмной улице и очнуться в больнице с вычищенными карманами. И демократию мы давно бы построили, если бы нам не совали палки в колёса.

Нам мешают синюшные индивиды, еле ползающие из бара в бар. Нам мешают гнусавые сопляки с прыщами, тюбиком клея и пузырями на коленках. Нам мешают «продвинутые» тины, читающие журнал «Вау!», балдеющие от «Матрицы», группы «Тату» и «Ленинграда» и уверенные, что главное — это круто тусоваться и «реально беситься», а учёба и работа — «отстой для лохов». Им не нужно ничего строить, для них демократия уже построена. Выхватить кошелёк с пенсией у старушки — ветерана войны; выпить водки и грохнуть бутылку об асфальт, понюхать клея, наглотаться «колёс», трахнуться в кустах, толпой избить прохожего, отнимать деньги у первоклассников в школе, а несогласных бить «для науки», в пол-ночь орать на улице в три этажа, справить нужду посреди тротуара, ввалиться в театр или кино с жвач-кой, семечками и плеером, звучно щёлкать пузыри, громко комментировать спектакль, обжиматься и визжать на задних рядах кинотеатра, заснуть на газоне, обложить матом всех подряд, всё переломать, пе-репачкать, пересрать (извините за грубость), — вот это для них и есть самая лучшая демократия, а что-то там ещё строить им не надо, они не любят «париться», тем более когда им так хорошо.

Пока они существуют, они не дадут нам навести порядок вокруг себя. А все наши усилия они тут же сведут на нет: набросают шприцов, использованных презервативов и битых стёкол, испишут словами из трёх букв, наблюют, нагадят и снова превратят всё вокруг себя в помойку. Ни один нормальный человек не сможет комфортно жить на помойке. Там хорошо только свиньям и гражданам в широких шортах, с бутылкой, клеем и журналом «Вау!» в кармане. И почему их никто не пресекает? Одни осуждают молча, другие боятся нажить себе неприятности, третьи жалеют «несчастных людей», а те настолько прониклись безнаказанностью, что уже представляют угрозу для всех нормальных людей.