– «Привет, Мозаика»!

Давненько я зачитываюсь вашей классной газеткой, а вот примазаться к читательской тусовке ре-шила впервые после письма некоего Рейнмена. Подобно ему, начну-ка я с одного маленького воспомина-ния. Итак, в одно из воскресений решила я развеяться на прогулке по Приморскому бульвару. Благопо-лучно миновав заслон из тёток под зонтиками, орущих в микрофоны об увлекательных морских прогу-лочках, как поскальзываюсь на полусгнившей банановой кожуре, а через пять шагов чуть не пропарываю ногу об осколки бутылки из-под «Украинской с перцем». Потом меня чуть не сметает с ног стая собак, озабоченных тем, как бы разделить одну невесту на пятнадцать женихов. Слава Богу, пробежали мимо.

Вид на море портят засаленные прикиды расположившихся ровными рядами рыбаков. Когда я про-хожу мимо, мне орут, чтобы я ушла, пока не распугала всю рыбу. Я-то ухожу. Но следом за мной на пло-щадку вываливается толпа туристов, наивно решивших, что на бульваре можно полюбоваться морем. Боже, какие проклятия обрушивают листригоны на головы бедных иностранцев, стараясь говорить по-громче, чтобы наверняка услышали воспитанники детского сада, вышедшие на экскурсию. Брр… По-спешно миновав рыбаков, я прохожу мимо бара, где трое синюшных индивидов затеяли очень бурное выяснение отношений на тему, кто больший отморозок. Тут же рядом подросток в чём-то вроде праде-душкиных кальсон, не найдя здания туалета в десяти шагах, справляет малую нужду на кипарис. Тьфу! Не успеваю отвернуться, как натыкаюсь взглядом на одного из рыбаков, который даже не счёл нужным забежать в кусты, чтобы совершить процесс обратной перистальтики. Возле кинотеатра на скамейке раз-валилась группа «продвинутой молодёжи» с плеером, ревущим на всю набережную песенку группы «Ле-нинград», ту самую, про день рождения. В двадцати метрах от городского пляжа, напротив библиотеки, мамаши устроили купание для своих детей, и четверо карапузов дошкольного возраста вовсю носятся по тротуару в чём мать родила, а мамаши на скамейке смачно сплёвывают шелуху от семечек вокруг себя. Короче, воскресная прогулка прошла так мило, что лучше бы и не вспоминать.

Рейнмен, душка! Твоё письмо нашло у меня живейший отклик, и я поспешила сразу засесть за от-вет. Действительно, как достало это чмо, которое уже выжимает нас из парков, с бульваров и с набереж-ной! Ведь Приморский бульвар всегда был местом прогулок, отдыха, любования природой, а сейчас этот уголок замусорен, загажен и оккупирован всякой шпаной. Почему мы должны нюхать их мочу и ходить по их блевотине и слушать их похабные вопли? Ребята, которые «молча осуждают» и сочувствуют им! Вы поймёте степень своего заблуждения, когда не сможете даже выйти из собственной квартиры среди бела дня без риска для жизни! Рейнмен прав, сравнивая таких «людей» с сорняками: если их не прорежи-вать, они задавят весь урожай. И, если мы не выполем сорняки в нашей жизни, они точно так же задавят и вытеснят нас, утопив в грязи и своём дерьме.

Ты прав, с ними надо бороться. Я не хочу наступать на осколки, поскальзываться на отходах пище-варения, зажимать нос, проходя мимо кустов и сторониться каждого, у кого рожа опухла и слюни висят. Не хочу, чтобы у моего ребёнка в школе здоровый болван забирал деньги себе на пиво, не хочу, чтобы ребёнок из-за таких «бригадиров» боялся в школу идти. Не хочу, чтобы над моей дочерью стебались в кустах или изувечили мою бабушку за пять гривен. Я с тобой, Рейнмен! И пусть изойдут на мыло в него-довании защитники бедных, несчастных и больных людей, но я думаю, что они поймут нашу правоту, когда от одного из подзащитных в собственном подъезде по башке получат и очухаются без штанов и кошелька. А попадись мне какой-нибудь школьный «бригадир», который угрозами и побоями «ставит на счётчик» малышей, чтобы нажраться пива после уроков, считая, что он совсем как Саша Белый из «Бри-гады», он бы потом вместо пива бульон через соломинку пил бы после выхода из комы. Кто-то скажет, что надо помогать, перевоспитывать… Что толку! Человеческий язык они не понимают, убеждение и ло-яльность считают лоховством. Когда начнёшь войну, Рейнмен, как минимум одна союзница у тебя будет!

Чёрная Молния.

П.С. Кто со мной не согласен, прошу, пишите! Интересно, чем вы сможете мне возразить! Но преж-де чем дискутировать со мной и катить телегу на Рейнмена, подумайте, а так ли мы с ним неправы, как может показаться на первый взгляд?»

– Сила, — одобрил Антон. — Тут Рейнмен расцветёт как маков цвет. Кстати, Ветка, тон твоего письма такой искренний, ты это знаешь?

– Знаю, — пожала плечами Иветта. — что скажете, Синдия Аркадьевна?

– Да, убедительное письмо. Можете его отправлять. А у вас, Антон?

Антон достал своё письмо и начал читать:

– «Рейнмен (№22), ты задал жару. Твой эпистолярный шедевр я прочёл трижды, не меньше. Прямо не знаю, как мне быть. Ты грозился несогласные письма не читать, а я вот никак не могу согласиться с твоими измышлениями. Я вот хочу тебя спросить: если ты так крут, что готов возглавить войну против «демократии из подворотни», то почему бы тебе лучше не направить свою фантастическую энергию на то, чтобы попробовать изменить этот мир гуманным путём? Или это для тебя слишком трудно? Ты гово-ришь: боишься, что твои достижения похоронят под кучей мусора. А ты уверен, что вообще сможешь до-биться каких-нибудь результатов? И так ли ты крут, как пишешь, или только стараешься казаться кру-тым? Одно дело — словесно кричать о своей крутизне, а другое дело — показать её в деле. Если бы ты и мыслящая молодёжь реально хотели построить Демократию с большой буквы, вам бы не помешали шпа-на, алкаши и криминальные элементы. И вы бы смогли защитить результаты своего строительства. А вы, мне кажется, не можете отодрать зады от диванов и предпочитаете ныть: ах, если бы вам не мешали! Я ни на минуту не защищаю выродков, грабящих старушку или избивающих прохожих, я и сам таким уродам заряжу сразу в череп, но тебе советую: прежде чем выкапывать топор войны (если ты серьёзно это наду-мал), подумай, что демократия для всех — это хорошо, но демократия на крови — шаткая постройка, че-рез это мы уже проходили. Подумай как следует, Рейнмен, вот и всё, что я могу тебе посоветовать.

Одинокий голубь».

– А у вас злой язык, Антон, — заметила Синдия. — судя по письму, Рейнмен — болезненно само-любивый человек, а вы тут несколько раз сильно его задели. Если письмо появится в газете, Рейнмен за-хочет ответить. Может, удастся втянуть его в диалог и чем-то заставить его раскрыться.

– А если появятся все три письма, эффект будет ещё лучше! — подхватила Иветта, надписывая свой конверт. — И знаете, что надо сделать, чтобы их опубликовали сразу же? — она вытащила из кошелька сотенную купюру и вложила в конверт. — Хоть редактор отдела писем и вопит чуть ли не в каждом но-мере, что она печатает письма и фотки кумиров по заявкам от души, а не за денежку в конверте, но не-давно её видели на журналистской тусовке в туфельках, которые на одну зарплату явно не купишь.

– Взятка? — задумчиво спросила Синдия. — но что поделать, если сейчас так надёжнее, — она вло-жила в своё письмо сто гривен.

– Ну, девочки, богатые Буратино, как же мне, бедному менту, за вами угнаться? — картинно засто-нал Антон, вытаскивая кошелёк.

– Бедный мент! — покатилась от смеха Иветта. — это ты-то! А квартиру, которая тебе от тётки по завещанию отошла, возле Алмазного пляжа ты сдаёшь? Ну, то-то! Ладно, Тошка, не красней, мы тут все свои, сплетничать и осуждать не станем!