Не догадывался в этот момент солдат, что медсестра Люда и ее подруги, бывало, плакали всю ночь, после того как в госпиталь прибывали очередные партии изувеченных ребят. Еще совсем мальчишки, которых не всегда удается спасти. Даже сейчас, глядя на пришедших здоровых парней, она с ужасом думала: «Господи, а вдруг завтра кого-нибудь из них привезут сюда?»

Палата была большая. Длинные два ряда металлических кроватей с нешироким проходом посередине. Бакин шел первым и, глядя на раненых, непроизвольно замедлил шаг. Он и солдаты, прибывшие с ним, вдруг почувствовали себя виновными в том, что в палате лежат эти бедные люди, а они, здоровые, полные сил не испытывают боли, не страдают от стоявшей духоты и постоянного запаха крови, лекарств, пота, не мучаются мыслью, что будет дальше.

Коблик вдруг остановился, увидев парня. Он был без рук, а на его койке сидел такой же молодой паренек, но без ноги и под диктовку безрукого писал письмо. У Коблика запершило в горле, повлажнели глаза: «Боже мой, хорошо, что в это время их не видят матери…»

На соседней койке лежал Шувалов. Он широко улыбался.

Бакин первым пожал ему руку, и все с трудом устроились на кровати. Зашел обычный в таких случаях разговор. Шувалов в первую очередь рассказал о ребятах:

— У Банявичуса ранения нетяжелые, он сейчас на перевязке. Володя Попов чувствует себя неплохо, но его, скорее всего, эвакуируют в Ташкент. А вот у Чайкина, — Шувалов посмотрел на Коблика, — дела неважные. Он лежит в реанимации, видите, в конце палаты дверь? Это вход туда. Я хотел к нему сегодня прорваться, но не пустили. Начальник отделения сказал, что Павла через несколько дней отправят в Советский Союз.

— Ну а как ты себя чувствуешь? — спросил Бакин.

— Я — нормально. Кость не задета, так что скоро буду в строю.

Николай взял пакет с гостинцами для Павла и сказал:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите, я к Чайкину зайду на пару минут?

— Так мы же вместе зайдем, — ответил Бакин. — Вот поговорим с Юрой и пойдем.

— Коля прав, — поддержал Коблика Шувалов. — В той палате лежат только тяжелораненые, и вас туда не пустят. Лучше всего, Коблику попытаться одному туда прорваться.

Бакин согласился и молча кивнул головой Коблику.

Николай направился в дальний конец палаты. Осторожно приоткрыл дверь, ему навстречу поднялась медсестра.

— Здесь мой товарищ лежит, Чайкин Павел.

Медсестра помедлила, оглянулась и сказала:

— Хорошо. Но только на несколько минут. Ему еще нельзя долго разговаривать.

В палате стояло четыре койки. Коблик с трудом узнал на крайней койке Павла. Худое, бледное, осунувшееся лицо. Глаза полузакрыты. Николай приблизился.

— Здравствуй, Паша! Как ты?

— Привет, Коля. По-моему, уже нормально. Говорят, что долго на операционном столе был.

Коблик поставил пакет на тумбочку.

— Угостишь ребят.

— Хорошо. Спасибо. Слышал, что меня скоро отправят в Ташкент. Не знаю, что маме написать. О ранении сообщать не буду. И ты пока не пиши домой обо мне.

— Хорошо, Паша.

Как хотелось Коблику сейчас сказать какие-то особые слова своему другу. Сказать, что он знает о том, что именно Чайкин первым заметил ракету, звавшую на помощь, и о том, что он, Коблик, видел, как первым к их позиции побежал Павел. Но не мог. Он вдруг почувствовал, что может разрыдаться.

Сестра, то ли поняла состояние Коблика, то ли действительно отведенное ею время уже истекло, решительно сказала:

— Все, мальчики, хватит. В следующий раз поговорите подольше. Паша, тебе нельзя много разговаривать, отдыхай.

Коблик дотянулся до лежавшей поверх одеяла, руки Чайкина и легонько пожал ее.

— Держись, братуха, я скоро снова приду.

— Пока, Коля. Будь осторожен.

Коблик вышел из палаты. Слезы туманили глаза, ему было мучительно жалко Павла и всех этих ребят.

Жукин и Солдунов приходили еще дважды. Они сваливали вину друг на друга и уже успели между собой поругаться.

Не выдержав, Вера Федоровна сама позвонила начальнику милиции и рассказала об этих визитах. Начальник милиции распорядился дать Коблик официальный ответ, в котором сообщалось, что авторами анонимок являются Жукин и Солдунов. Кроме того, в ответе объяснялось, что если Вера Федоровна желает, то может обратиться в народный суд для привлечения анонимщиков к уголовной ответственно сти.

Прошло еще два дня, и к Вере Федоровне пришли сослуживцы Жукина и Солдунова, которые занимались проверкой поведения этих людей. Оказалось, что милиция сообщила о действиях Жукина и Солдунова по месту работы и их будет судить товарищеский суд.

Вере Федоровне все это уже надоело. И, рассказав членам товарищеского суда о соседях, она попросила ее больше не беспокоить, а также заявила, что на заседание их суда она не придет.

Но на этом дело не кончилось. Вечером Жукин и Солдунов заявились снова. На этот раз, не стесняясь в выражениях, Вера Федоровна высказала все, что у нее накипело на душе и прогнала их.