Шрифт:
— Да, а потом мы выйдем и объявим благодарность старику от имени Советской Армии и вручим грамоту.
Их охватило радостное возбуждение. Жизнь, которую подарила судьба, брала свое. Они забыли и о голоде, и о жажде.
Леонов спросил:
— Ты не видишь духов?
— Нет, смылись с глаз.
— Но грузовик-то ихний продолжает стоять.
— Ну что ж, будем ждать.
Вид душманской машины вернул их в реальный мир. Они вынуждены были ждать, пока душманы уедут. И они ждали, гадая, когда же те возвратятся к машине…
Только к вечеру душманы начали собираться у машины. Почти все сразу садились на землю.
— Намаялись, бедняги, — с притворным сочувствием прошептал Николаев. — Видишь, как с ног валятся. — И неожиданно добавил: — Чтоб вы все передохли, сволочи!
— Вот так пожалел! — усмехнулся Леонов и, подтрунивая над другом, спросил: — Как думаешь, что у них сегодня на ужин?
— Ну тебя! Тоже нашел тему для разговора. Вон посмотри, старик уже рубает.
Леонов осторожно посмотрел левее и увидел, что старик и дети, устроившись у сложенного последнего стожка, ели лепешки, запивая их водой из медного кувшина. Парень судорожно глотнул слюну и с трудом перевел взгляд на душманов, которые начали садиться на грузовик. Наконец машина медленно развернулась и укатила.
— Все, Антон, кажется, мы можем перевести дух. А что, если нам сейчас подойти к ним? — имея в виду крестьян, предложил Николаев. — Они злые на душманов и могут нам помочь.
— Нет, я думаю, не стоит этого делать. А если наоборот, они возмутятся, что мы залезли в их солому и духи приезжали из-за нас? Что мы тогда делать будем?
Они устроились поудобнее и молчали. Каждый думал о чем-то своем. Память возвратила Леонова к друзьям. «Как там они? Как Костя Кольцов, ему до дембеля осталось совсем немного? Интересно, кто прибыл в отделение вместо меня? Как к нему отнесутся ребята, командир отделения Юра Шувалов?»
Вспомнился Леонову и замполит батальона майор Шу-калин, который всегда находил время побеседовать с солдатами. Однажды, когда рота проводила учебные стрельбы, на полигон прибыл Шукалин. Тогда Леонов поразил все цели, и командир роты капитан Бочаров перед строем похвалил его. А Коля Коблик из строя тогда выкрикнул: «Товарищ капитан, для младшего сержанта Леонова самая лучшая похвала — три пирожных».
«А вам, рядовой Коблик, — ответил тогда командир роты, — за разговоры в строю — три наряда вне очереди».
— Уходят, — прервал его размышления Николаев.
И действительно, дехкане, держа в руках вилы, лопаты и небольшие котомки, медленно направились в сторону рощи.
На поле опустилась темнота. Парни выбрались из стожка и некоторое время молча стояли около него, чутко прислушиваясь к темноте. Она, казалось, давит на слух: ни шороха, ни движения, ни звука.
Парни словно колебались: покидать или не покидать им это убежище, которое недавно укрыло их от врагов.
— Ну что, — прошептал Леонов, — пошли?
— Да, потопали.
Они, тихо ступая по траве, двинулись в сторону гор, на северо-восток. Там их спасение и надежда на жизнь!
«НЕ ВОЛНУЙСЯ, МАМА!»
Павел Чайкин находился в Минске уже несколько недель. Ежедневно его навещала мать. Вместе с ней часто приходили Вера Федоровна и Лемехов. Они старались хоть чем-то обрадовать и других парней, находившихся в госпитале вместе с Павлом. Приносили сладости, конверты, бумагу, беседовали с ребятами. Они сразу же заметили особую атмосферу, которая сложилась здесь возле раненых «афганцев». Весь персонал госпиталя относился к ребятам с особым вниманием и уважением. Ребят навещали и просто посторонние люди, которые старались поддержать парней. Некоторые солдаты после возвращения на Родину еще не видели своих родных.
Дела у Павла Чайкина шли явно на поправку. Он уже научился ходить на костылях, несколько дней назад у него сняли мерку для протеза.
В присутствии матери и гостей Павел всегда улыбался, весело разговаривал, и трудно было поверить, что его душу терзали сомнения и тревога. Порой ему становилось просто страшно от мысли, что он — инвалид и ему надо привыкать к другим условиям жизни, менять ее устои.
Однажды после работы Вера Федоровна купила фруктов и решила по пути заглянуть в госпиталь.
В палате Чайкина не оказалось. Трое парней, его соседи по палате, сказали, что он на прогулке. Вера Федоровна оставила фрукты на тумбочке, предложив раненым угощаться, и спустилась вниз, где среди редких деревьев увидела Павла. Он сидел один на скамье. Его вид поразил Веру Федоровну. Вместо всегда улыбающегося, веселого парня она вдруг увидела грустного, уставшего от жизни человека. Он сидел вполоборота к ней. По его печальному лицу изредка, словно короткая судорога, пробегала горькая улыбка. Вера Федоровна не решилась его потревожить. Еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, она поспешно отошла к лечебному корпусу.