Рождение ведьмы в семье сродни рождению больного ребенка. Родителям нестерпимо больно отрывать от сердца дитя, которое растили и любили двенадцать лет. Но неповиновение закону карается, а ведьма, выращенная в семье, в итоге становится проклятьем для всех ее членов. Поэтому каждые родители с замиранием сердца ждут двенадцатилетия и с облегчением выдыхают, если в этот день у дочери не проявились способности.

У меня они проявились. Я сидела на берегу небольшого лесного озера, когда венок из полевых цветов на моей голове вдруг превратился в васильковый и зацвел.

Когда у вас рождается ведьма, есть только один вариант: отдать ее инквизиторам. К счастью, рожденные ведьмы достаточно редки. В двенадцать лет я уже понимала, что, если оказалась одной из них, надо прятаться. Прятать способности, скрываться от инквизиторов, никому и никогда не раскрывать страшной тайны. А в случае чего — бежать, бежать, не оглядываясь! Маленькая ведьма не понимала, за что ее нужно сжечь, и хотела жить.

Родители заметили мои способности, когда мне было четырнадцать. Самый отвратительный возраст для девушки. Я не стала исключением: спокойный характер стал просто взрывоопасным, а зарождающееся женское начало не давало покоя. В один день я просто не сдержалась и до смерти перепугала мать.

Сколько было пролито слез, сколько бессонных ночей проведено родителями. И все же, как бы ни сильна была моя обида, я признала — могли убить, отдав инквизиторам, а меня выгнали, дав шанс выцарапать себе жизнь. Куда я направилась? Прямиком в сердце Инквизиции! За четыре года я научилась скрывать дар лучше, чем самые опытные ведьмы, и только потом поняла, что мой дар — особенный. Ни одна ведьма не смогла обмануть инквизитора, а ведь пытались тысячи. Кроме меня.

Всю жизнь меня преследовало ощущение, будто что-то здесь не так. Есть нечто неправильное в вечной борьбе ведьм и инквизиторов, борьбе настолько древней, что мы даже не знаем, когда она началась.

Каково жить в неправильном мире?

Мама крепко меня обняла, и мы сели подальше от любопытных глаз охраны и посетителей. Она была одета в простое коричневое платье, конечно, не накрашена, с выбившимися из пучка прядями русых, почти как у меня, волос. В молодости она была очень красивой, но деревенская жизнь не щадит никого.

— Ты очень красивая, — улыбнулась она. — О, Василиса, как я скучала по тебе! Мы получали все твои письма!

Я писала так, чтобы, если вдруг меня поймают, никому и в голову не пришло, что родители знают о моем даре. Наверное, это был самообман: хороший инквизитор умеет допрашивать пособников ведьм. Но я так верила в удачу! И хотя сама просила не отвечать на мои письма, тайно надеялась увидеть хоть пару слов из дома.

Она спрашивала и спрашивала. Как я живу, как учусь, все ли хорошо. Умею ли готовить, есть ли у меня друзья. Спрашивала о девчонках — я рассказывала о них в письмах. Спрашивала о практике и планах на будущее. Это походило на разговор матери и дочери, которые давно не виделись. Но не заметить мамину нервозность, то, как она отводила глаза и все время порывалась взять меня за руку, нельзя было. Общение с матерью, которую не видела так долго, — бесценно. Но в конце концов я не выдержала:

— Мама, что случилось? Зачем ты приехала и почему так нервничаешь?

Ее волнение передалось и мне. Не приведи Инквизиция, заметят что-то инквизиторы или посетители.

Мама словно угадала мои мысли:

— Мы можем поговорить в безопасном месте?

Безопасным местом оказался парк. Нет ничего лучше улицы: на ней нет стен с ушами. Шумят над головой деревья, с легким скрипом едут мимо кареты.

И мама вздыхает на протяжении пятнадцати минут.

— Мам, что случилось? Что-то с папой? С мелкими? Вам нужны деньги?

— Нет, нет, милая, все хорошо! — отмахнулась она.

Но руки у нее дрожали.

— Тогда что? Что случилось, можешь объяснить?

— Пообещай, что не расскажешь отцу! — вдруг выпалила она. — Ни о чем!

— Ладно… А он знает, что ты ко мне приехала?

— Нет, и не должен! Я соврала, что пойду в деревню неподалеку, помогать принимать роды.

Если мама соврала отцу — это серьезно. Таких же доверительных отношений, как у них, я не знала. Ни в семьях подруг, ни в их парах такого не было. Что же заставило ее приехать ко мне вопреки воле отца?

— Я должна тебе кое-что сказать о том… о том, как ты родилась. — Мама тяжело вздохнула. — Мы с папой тебя очень ждали. Торопились скорее пожениться, чтобы ты родилась с мамой и папой. Он был так счастлив, когда держал тебя на руках, учил плавать и охотиться. Но я не все ему рассказала. Никому не рассказывала и никогда.

— О, нет, я, кажется, знаю, что ты дальше скажешь! — простонала я. — Мама, пожалуйста, моя подруга умирает, я влюбилась в инквизитора, а ты хочешь сказать, что у меня другой отец?