Из пота и крови рождаются фронтовые успехи и победы. А ведь насколько легче солдату переносить самый тяжкий труд и самую страшную опасность, если он уверен, что дороги, по которым идет, ведут к желанной цели. Мы были именно в таком положении. Я переживал это вместе с другими. Все мы видели и понимали, что наконец и нам улыбнулось фронтовое счастье.

С запада тянуло запахом моря, пропитанным йодом. Казалось, близок конец пути.

К сожалению, части нашей 45-й армии вынуждены были еще вести кровавые бои, преодолевая последние рубежи сопротивления гитлеровцев в районе кордона Ильич и в северной части побережья Керченского пролива. Бои по ликвидации этого последнего бастиона сопротивления немецких войск на Таманском полуострове продолжались с первых дней октября. Гитлеровцы оборонялись отчаянно. Отступать им было некуда — за их спиной шумели волны Азовского моря и Таманского залива. Любой ценой противник стремился удержаться на этом клочке суши. Гитлеровское командование категорически запретило своим войскам сдаваться в плен, как это, впрочем, было и зимой сорок третьего года под Сталинградом.

В тот день с самого рассвета несколько автомашин непрерывно подвозили снаряды для наших орудий.

— Будет чем накормить фрицев перед купанием в морских волнах, — шутили мы, сгружая тяжелые ящики.

— Скорей, ребята! — покрикивали водители, внимательно поглядывая на голубое безоблачное осеннее небо.

Где-то над головой раздавался рокот моторов «рамы» — фашистского самолета-разведчика. Он назойливо кружил высоко в небе, стараясь что-то высмотреть. Однако вскоре наши истребители отогнали его.

Ужин нам в тот вечер выдали более обильный и раньше обычного, к тому же каждый получил еще по сто граммов спирта… Мы тогда не знали, что в этот октябрьский день время вечернего приема пищи было нарушено не только в нашей батарее. Мы не знали, что приближается момент выполнения замысла командования нашей армии.

«Части армии вечером 8 октября после 30-минутной артиллерийской подготовки перешли в решительное наступление. К рассвету 9 октября они прорвали последний рубеж, прикрывавший подступы к косе Чушка, заняли кордон Ильич и вышли к берегам Керченского пролива. Разгромленные части противника были прижаты к морю и уничтожены… В 8 часов утра командующий 56-й армией доложил Военному совету Северо-Кавказского фронта: «…Таманский полуостров частями 56-й армии к 7.00 9 октября 1943 года полностью очищен от немецких оккупантов» [49] .

Я не берусь воспроизвести здесь подробно картину напряженных боев, продолжавшихся свыше десяти часов, и описываю свои личные чувства, которые тогда испытывал вместе с товарищами по оружию, когда мы вышли к берегу моря. Правда, труднее всего мне вспоминать те моменты, при которых испытываешь глубокое волнение, будто только вчера это было. Одним из них я считаю именно финал боев на Таманском полуострове. Ведь тогда я уже знал, что мы вскоре будем форсировать Керченский пролив и вступим на крымскую землю или нас перебросят на Украинский фронт… Каждый из этих двух вариантов значительно приближал меня к родине, которую я продолжал видеть в мечтах и по которой сильно тосковал.

Ну, а потом?

В один из дней состоялось торжественное построение всей батареи. После доклада наш командир батареи, недавно получивший звание майора, приступил к чтению приказа командующего Северо-Кавказским фронтом. Помню, как внимательно слушал я слова майора Сапёрского. В приказе командующего фронтом были такие слова: «В зимнюю стужу, в снежную пургу и метель, в степях Ставропольщины, в горах Кавказа, в сырой изнурительной духоте таманских плавней, под палящим солнцем, в едкой и душной пыли разрывов вражеских бомб и снарядов, под смертоносным пулеметным огнем скромно и просто шли бойцы и офицеры, горя желанием разбить и уничтожить врага, освободить землю от вражеской нечисти. Солдаты и офицеры Северо-Кавказского фронта проявили беспримерный героизм, мужество и боевую доблесть» [50] .

В конце приказа командующий фронтом поздравил весь личный состав с одержанной победой.

Затаив дыхание, мы слушали слова приказа.

«Там, за узким проливом, находится Керчь, а дальше — Крым… Где-то там вздымаются вверх скалы Чатырдага, — думал я, глядя вдаль. — Увижу ли те места, где Адам Мицкевич создал прекрасные «Крымские сонеты»?» Так хотелось мне дотронуться руками до серой обложки тоненькой книжечки, лежащей в кармане гимнастерки. Спутник моих фронтовых дорог по-прежнему лежал у самого сердца. С первого дня того трагического польского сентября сопровождала меня эта книжечка. Мог ли я ожидать, что от Бещадских гор и лугов, а потом через кубанские степи, предгорья Кавказа и таманские плавни мы дойдем наконец сюда, к берегам моря, так близко к местам, где в тоскующем сердце нашего великого земляка родились эти стихи?

— Через Керченский пролив успела удрать часть войск врага. Мы будем их преследовать и догоним. Полностью очистим нашу советскую землю. Однако мы должны, товарищи, спешить, ибо нас ждут не только там, за этими морскими просторами… — сказал после зачтения приказа командир нашей батареи.

«Из моего сердца берешь ты эти слова», — думал я, с благодарностью глядя на статную фигуру молодого советского офицера.

Сквозь белую мглу проглянуло солнце.

Начался солдатский митинг.

А в это самое время…

На далеких влажных лугах, под местечком Ленино, Могилевской области, рождались первые главы истории польско-советского братства по оружию. Оно родилось в огне боев и побед, а совместно пролитая кровь польского и советского солдата навечно сцементировала наши народы.

Не знал я тогда, что 12 октября 1943 года, в такое же туманное утро, более четырнадцати тысяч костюшковцев поднялись по команде: «Вперед, за Польшу!»

И они пошли… На запад вела их дорога, к этим изрезанным узкими полосками полям, к пахнущим смолой лесам, обширным мазовецким равнинам, родным домам…