Снова появляется примелькавшийся уже персонаж "ангела", того, кто излучает свет. Опять он выступает в роли доктора. На этот раз сновидица уже подробно описывает его внешность.

27. Тот, кто гасит свет

Просыпаюсь в квартире. Ночь, грохочет гроза, по небу гуляют вспышки молний. В их свете вижу, что в кресле сидит мама. Она не похожа на себя: выглядит плохо и явно тяжело больна. Говорит, что нечем дышать. Вызываю "Скорую помощь", отвожу маму в больницу.

Больница имеет вид леса из коричневых башен. В каждой башне находится пациент, и все они разные: одни прямые, другие приземистые, третьи изогнутые. Башни напоминают свечи в церкви. Не хочу оставлять маму там, но как-то так получается, что она остается. Живу в каком-то доме, и это тоже коричневая башня в лесу искривленных коричневых возвышений.

Вообще, город чем-то напоминает средневековый: грязь на улицах, постоянный дождь, сырость и промозглость. Неба не видно, по земле клубится грязный туман. Нет ни утра, ни вечера, ни дня, какая-то сплошная сумеречность. Долго собираюсь с силами, чтобы ехать в больницу, звоню маме по телефону.

– Не надо, доча, ехать, - просит она, и я облегченно вздыхаю. Но, завершив разговор, понимаю, что ехать всё же надо. Долго колеблюсь, мне страшно не хочется туда переться.

Смутно помню какие-то блуждания по бесконечным тоннелям. Страшно устала и вымоталась, мечтаю где-то уединиться, но надо в больницу. Теплится слабая надежда, что к маме съездит дядя. Звоню ему, но он отказывается и, наконец-то, осознав, что надеяться не на кого, собираюсь с силами и выталкиваю себя из дому.

Стою на остановке маршрутки, в кульке болтается лекарство. Думаю о маме и понимаю вдруг, что ее болезнь неизлечима, и все мои метания ничего не дадут. А ехать в больницу долго и далеко, вряд ли доеду. Стало себя жаль. Решаю, что буду драться за маму до последнего, даже если поражение очевидно.

Все вокруг заволокло туманом, темным, коричневым, плотным. Внезапно пейзаж начинает меняться: туман стал белесым, воздух - розовым, искрученные дома-башенки посветлели, прошел дождь, в небе, затянутом белесой дымкой, угадывалось солнце, как бывает ранним-ранним утром.

Розовый цвет густел и густел, его заволакивало белым плотным туманом, туман отсвечивал неземными красками. Фантастическая картинка! Мучительно пытаюсь рассмотреть, что там, за туманом, но туман словно читал мои мысли и передвигался так, что я не могла увидеть то, что пыталась разглядеть.

– Почему, ну, почему так жестоко обошлись с мамой ?
– мучают меня мысли. Вдруг из шеи или из плеча, справа, вылезла и повисла в воздухе тонкая длинная швейная игла, с петлей на вершине, как у скрипичного ключа. Кончик петли торчит влево. Игла слегка искривлена, я точно знаю, что она была во мне и являлась причиной маминой болезни моей тоски.

Вновь всматриваюсь в туман, в полной уверенности, что, если рассмотрю то, что прячется за ним, то смогу вытащить иглу из мамы и спасти ее. Но туман никак не рассеивается. Вспоминаю сон Скарлетт из "Унесенных ветром", решаю идти в туман, хотя он страшно пугает, сама не знаю, чем именно.

Вдруг осознаю, что это, наверное, сон, потом все же решаю, что нет, реальность. Подъезжает маршрутка и я вдруг сразу попадаю к маме в башню-палату, где мрачно и неуютно, как в землянке. Мы с мамой сидим на диване под каким-то странным панно на стене, из лампочек, и я пытаюсь рассказать об игле, когда появляется странный мужчина, от которого становится всё темнее и темнее. Он будто гасит свет мне его фигура напоминает порождение того живого тумана, что скрывал от меня нечто важное.

Мама говорит, что это врач, но я знаю, что он вовсе не человек. Он ревностно следит за светом, чтобы не было слишком светло, и мама его побаивается. Мама становится оживленнее, когда он уходит, и говорит, что умерла, а я совершенно спокойно это воспринимаю, только сетую, что "здесь совсем нет света". Мама хитро улыбается, достает откуда-то провод и щелкает переключателем. Панно над диваном в рамке загорается квадратом из оранжевых лампочек, но половина панно темная. Мама щелкает переключателем, и оранжевая половина гаснет, а на панно загораются синеватые лампочки второй половины. Вертикальная перемычка между ними меня страшно раздражает, я говорю, что ее надо убрать и этого света недостаточно. А мама радуется и такому свету, он будто вдыхает в нее жизнь, и говорит, что жутко тоскует, потому что, мертвых много, их намного больше, чем живых. А Земля, вообще, населена мертвыми. Чтобы живые их не боялись, они невидимы, и так горько, что о них быстро забывают.

Входит Тот, кто гасит свет/люцифаг/, мама щелкает выключателем, а я включаю свет и дерзко говорю, что не позволю маме сидеть в темноте. И тут это странное порождение тумана оборачивается и говорит мне.

– Она будет тут сидеть и ждать тебя. Вы встретитесь, тогда и будет свет.

Превозмогая жуткий страх, почти ужас, я хватаю его за руку и начинаю быстро бормотать.

– Маме нужен свет, ну, зажгите ей свет, она не сможет без света!

Краем глаза вижу, что мама на диване довольна и обеспокоена одновременно. Тот, кто гасит свет, колеблется. В темно-коричневой земляной стене появляется дыра-тоннель, он готов уйти туда. "Ага, - обрадовалась я, - так вот как он проходит сквозь стены! Вот почему появляется внезапно!". Не даю люцифагу уйти, держу за руку, чувствую, он слабеет, садится на диван рядом с мамой и, выдернув руку, пристально смотрит на меня. Но его лица не вижувидно, словно клубы белого тумана заполонили розоватый воздух и скрыли его смутный профиль.